– Ну, раз ты решил, так и будет. Только знак дай, когда соберетесь уходить, добро?

– Добро.

Леший протянул ему руку – широкую мозолистую ладонь. Митяй замешкался, сглотнул комок, а затем крепко пожал, стараясь не обращать внимания на занывшую грудь.

Наемник ушел, оставив его в одиночестве. Может, не такой уж он и мудак, этот Вебер? Усмехнувшись, Митяй поковылял обратно, огибая нос «Квадры». И вдруг увидел ее. Стояла прямо на пути, будто знала, где подловить. Девочку еще покачивало, глаза были сонными и полуприкрытыми, словно она превратилась в лунатика, решившего прогуляться среди ночи. Легкая пижама, похожая на интернатскую, развевалась под прохладным ветерком.

– А я знала, – заплетающимся языком произнесла Даша и неловко попыталась улыбнуться.

CREDITUM LXIX

CREDITUM LXIX

Впервые за долгое-долгое время ей снился обыкновенный сон.

В нем, напитанные переживаниями минувшего дня, куда-то бежали люди, сама она бабочкой взлетала в воздух, рычали дикие звери. Словом, привычная для сновидения чепуха мешалась с остывающими в мозгу девушки эмоциями. Варя вздрагивала, тревожно хватала воздух пальцами, и даже постанывала, один раз чуть не упав с узкой койки.

Но этот суматошный, перевернутый с ног на голову сон, пусть и такой загадочный, был не так страшен, как покинувшее ее сознание кошмары. Даже сравниться не мог с необъяснимой реалистичностью белого купола, под которым она снова и снова встречала тени-силуэты, оказавшиеся детьми. Не мог тягаться с его глубиной и враждебным давлением, под которым было так неприятно и нелегко.

Всё закончилось, это девушка понимала даже сквозь шумный и пятнистый балаган сна. Теперь они рядом, пусть и не все. Остальным теперь не помочь, и этот рубец до конца дней останется на ее сердце. Но часть похищенных – тут, в безопасности и относительном покое. Приходят в себя после лекарств, пытаясь вернуть на законное место вырезанные из памяти ночи, седмицы и целые луны. Недоверчиво косятся на вооруженных мужчин, неуверенно угощаются из сухпайков, вспоминают свои имена.

Варвара распахнула глаза, потерла щеки. Силы еще не восстановились, она по-прежнему чувствовала себя высушенным на солнце яблоком. Но понимание и вера, что она в состоянии сделать что-то еще – что-то очень важное, заставляли прервать отдых. Отоспится позже, только дай время…

Потянувшись, она опустила ноги с медицинской койки, еще хранившей тепло Митяя. Второго в ее жизни мужчины, к которому в душе распускался цветок. Первому в ее жизни мужчины, которому она спасла жизнь. Одному их тех, кто спас ее собственную.