Долго отдыхать на полу мне не дали. Охаживающие меня сапогами умельцы подошли с двух сторон, и резко подняли на ноги, отчего мой мозг, такое ощущение, всколыхнулся в голове. Поддерживаемый, я подошел к столу, на котором по-прежнему лежала расстеленная карта. Хозяин кабинета, будучи чрезвычайно последовательным, не стал представляться, или уговаривать меня, он просто снова произнес:
— Показывай.
Хотел бы я сейчас снова упасть в обморок, и чтобы запасы нашатыря у врача иссякли, хотел бы еще каким-то образом избавиться от навязанного мне общества, да что там, вообще меня бы сильно устроило просто не попадать сюда, в это здание, и в этот мир. Вот только от моего желания уже ничего не зависело. Можно было упереться еще разочек и выхватить снова, однако я не был уверен, что выдержу, когда ко мне начнут применять реальные пытки. Да и что я терял, в конце концов? Информацию, которую рассчитывал продать подороже? Блин, а что может быть дороже моей жизни?!
— Лебеди, деревня. Только мне надо показать на местности, — выдавил я из себя, вполне вероятно не совсем правильно строя фразы. Мне было не до того. Хорошенько подташнивало, и пол плавал подо мной, ходил ходуном с такой силой, что не держи меня сейчас — стопудово свалюсь.
Слава богу, вопросов ко мне больше не было. Офицеры уткнулись в карту, а я с облегчением прикрыл глаза и в полном смысле слова повис на бойцах.
Плавно покачиваться в темноте было гораздо приятнее, нежели созерцать обстановку этого кабинета.
Судя по всему, я обломался со своими выкладками. В который уже раз полез с привычным аршином, совершенно не приспособленным для нынешних реалий. А они просты: никто и никогда не будет торговаться со мной за знания, которые можно просто выбить. Никто, никогда и ничего не даст мне здесь по доброй воле, а вот поиметь с меня будет рад каждый. Пожалуй, теперь я буду считать данное умозаключение аксиомой.
Вот только это ни в коем случае не означало, что я спекся. Каждый удар, нанесенный мне, каждое унижение, которое я вынужден был выдержать, делало меня… нет, не сильнее. Злее. И когда-нибудь эта чаша зла переполнится, ведь она не может быть бездонной и бескрайней. Я не принадлежу этому миру, и место, отведенное мне здесь, меня не устраивает кардинально. Рабом, бессловесной скотиной, орудием труда я быть не желаю. И с установленным здесь положением вещей не смирюсь. Никогда.
— Это покажется абсолютным бредом, но мы из будущего, — в очередной раз присваивал я себе лавры киногероев. Смешно, конечно…
Мои потуги уже начинали отдавать маразмом. Почему-то я вынужден был все свои истории рассказывать людям, которым это было совершенно неинтересно. Смущал и антураж — уже третий раз я повествовал о том, что я представитель будущего, в камере. Узенькой такой комнатушке, где размещались лишь нары, и ведро для справления естественных нужд.