На нем были наши следы, оранжевые блики, но впереди, перед нами, все было залито неприятным зеленым, а за мрачной зеленью таилась грозная черная тень.

Рядом был Ланселот, и Реостат, и Святослав, был Като все в той же студенческой курточке, но при обоих самурайских мечах, был Стивен Сатклифф в такой же красно-белой бандане, как у Реостата, был Дик Лестер, мрачный, заросший бородой по самые глаза и вооруженный здоровенной старинной секирой. И я. Нас было семеро. И я уже знал, что делать: хотя ноги обретали нормальную подвижность довольно медленно, я заставлял себя идти ровно, и мы, проскочив под закрывающейся плитой, двигались теперь по широкому коридору, и навстречу нам сначала выбегали люди, но всем им теперь, под моим неослабевающим нажимом, было совершенно невозможно поднять оружие, сонная пелена затягивала их сознание, и ни один из них не был защищен психоблокираторами, они выпускали оружие из рук и валились на пол, и я приказывал им спать полчаса, а потом все забыть; а потом были анги, много, десятки, и я не всех их успевал заморачивать – мне не удавалось их усыпить, я не знал, как работает их психология и есть ли она у них вообще, так что я, как и тогда, в Цитадели, просто внушал им непреодолимый ужас, но некоторые не разбегались, и тогда в дело шла холодная, острая сталь Святослава и Като, которые шли впереди, и вот перед нами открылось обширное, мрачное помещение – наверное, та самая студия "Канала Отрешенных", трудно сказать, здесь сейчас не было света – но мы не пошли в глубину студии, откуда в нас стреляли: я просто стоял, вглядываясь в темноту, и отводил глаза тем, кто пытался попасть в нас, и пытался усыпить их или напугать, но не мог повторить тот трюк, что проделал в коридоре – потому что меня сейчас видели не только враги, но и друзья, и я боялся даже представить, что может случиться, если мое воздействие случайно повлияет и на друзей, и их сознание тоже уверится в том, что из окружающего воздуха пропал весь кислород. Я морочил врагам голову, отводил глаза, скрывал видимое и внушал то, чего на самом деле нет, а Святослав и Като стояли рядом со мной в боевых стойках, каждый в своей, с занесенными для удара мечами, и Дик Лестер прикрывал мою спину, поигрывая своей блестящей секирой, а Реостат, Ланселот и Сатклифф пытались справиться с хитрым механизмом, приводившим в действие некий лифт, читая при свете Ланселотова фонарика какую-то инструкцию, которую, как я понимал, составил для них Фродо Таук, и то и дело поправляя друг друга, потому что все надо было сделать сразу, с первого раза, и ошибиться при наборе каких-то там кодов было никак нельзя. По нам стреляли, но ни один выстрел не попал в цель – ни шлепки разрядников, ни беззвучные толчки плазмоганов, ни длинные, медленно летящие красные огненные плевки неведомого оружия ангов (существующие теории не сходились в вопросе природы этого оружия, и ближе всего к истине мне теперь казалась точка зрения отца Джирола, высказанная им в "Последнем из бессмертных" – что эти красные плевки действительно представляют собой горючую слюну ангов, воспламеняющуюся в момент выброса ее в воздух). Я уже совсем уверенно стоял на ногах, и даже руки, которые я непрерывно растирал, уже совсем отошли, хотя их теперь нестерпимо кололо. В нас теперь не могли попасть, потому что я прикрывал своих.