— Целоваться не будем, — подколол Погребняк, чувствуя передавшуюся радость.

И оба расхохотались.

Александр вывернул руль. Фургон послушно свернул. Замелькали дома знакомые и незнакомые.

— Тормози! — рявкнул сзади Баркер.

Рефлекс сработал раньше, чем пришло понимание. Александр поймал себя на том, что жмет педаль. Машина затормозила с неприятным звуком, клюнула носом, застыла.

Он обернулся. Сзади мелькнуло бледное лицо Кларка. Богданов уже выпрыгивал из кабины. Зацепило кого-то?

Александр распахнул дверь и скатился с кресла в оседающую дорожную пыль.

В кузове что-то происходило. С краю застыли Баркер с Богдановым. Дальше склонился доктор. Перед ним лежал Мацуме. Глаза бортинженера спокойно смотрели в закатное небо. Лицо побледнело, но выглядело умиротворенным, если бы только не кровавая вмятина в виске.

Кадзусе сидел над братом недвижно, будто медитировал. Александр смотрел и не верил. Кларк первым нарушил тишину.

— Доктор, — голос Баркера звенел, как перетянутая струна. — Ты же доктор!

— Я доктор, а не патологоанатом. Он мертв, — нарочито ровно ответил Кадзусе.

— Как это? — пробормотал Богданов.

— Головой о борт машины, капитан. Очень неудачно.

— Глупо. Как глупо… — Игорь был растерян. Таким растерянным Александр не видел его никогда.

— Он же твой брат, — рыкнул Кларк.

— Он мертв, — повторил японец. — Поехали.

Он поглядел на Погребняка, во взгляде была мольба, ни намека на которую не было в голосе.

— Поехали, Алекс.

Александр кивнул и пошел обратно в кабину. Забрался. Хлопнул дверцей. Вцепился в руль, чтобы скрыть дрожь в руках. Рядом уселся Богданов.

Глупость. Капитан был прав: несусветная глупость. Но бредни мертвого японца превращались в реальность. А в груди ныло, как тогда, когда стоял над мертвым телом Осьминога.