Эрван физически ощущал, как уменьшается глубина: сорок футов, тридцать пять…

Буруны щерились возле бушприта: казалось, протяни руку – и упрёшься в ребристые камни.

Двадцать пять футов. Двадцать…

«Горностай» замер на мгновение, будто собираясь с духом…

Пятнадцать футов!

«Если будет мельче – сядем! Осадка не позволит». – О том, во что превратится корабль, он старался не думать.

– Вижу дно! – Напряжённый голос Бастиана едва пробился сквозь грохот воды.

Удар! Потом – оглушительный, рвущий душу скрежет. И треск – тошнотворный звук лопнувшей обшивки.

Эрван едва удержался на ногах. Намертво вцепился в румпель – оледеневшие руки отозвались болью.

«Старина, давай жми! Потерпи чуть-чуть – в лагуне проще…»

«Горностай» продирался между скалами, царапая дно килем. Порыв ветра, новый скрежет, резкий толчок… И корабль, грузно осев на левый борт, вполз в лагуну.

– Мы прошли!!!

Ликующие вопли матросов на миг заглушили шум прибоя.

И сразу за этим – крик, полный тревоги и ярости:

– Течь в трюме!

Эрван почувствовал, как палуба заметно кренится вправо: «Горностай» заваливался на борт. Эрвану показалось, что он слышит гудение воды в пробоине.

На миг Эрвана охватило безумное, невыполнимое желание оказаться где угодно – лишь бы не ожидать смерти на тонущем судне…

«Ну какой я моряк? – успел он подумать. – Чего мне в горах не сиделось?»

Он почувствовал горячие слёзы на щеках.

«И это все? А Баст, Лоэ, капитан? А Яник, наконец? Ему что, тоже умирать? Из-за меня?»