— А, подумаешь… — с отвращением сказала Елена. — Кто сейчас не болтает?..

— Мне, однако, не хотелось бы быть невольной причиной… всех тех сложностей, которые у вас могут возникнуть… Я бы чувствовал себя виноватым…

— Ладно. Я все поняла. — Елена остановилась. — Ну, спасибо, что проводили. Теперь я — сама.

И вдруг, не прощаясь, побежала, стуча каблуками через темную арку. И, наверное, дальше — к парадной на другой половине двора.

Бухнула крепкая дверь.

Не умею разговаривать с молодежью, подумал Марочник. Повзрослел, потерял соответствующую непринужденность. Старею. Это, по–видимому, и называется — середина жизни. Когда повзрослел.

Ощущение было не слишком приятное, и на какое–то короткое время оно заслонило для него все остальное. И только пройдя мимо серой песочницы с врытыми подле нее скамейками, оказавшись у задников мастерской, загороженной ящиками и строительным мусором, уже отпирая порезанную, обитую войлоком дверь, он вдруг явственно, как будто из пищевого бачка, ощутил тяжелые волны смрада и одновременно — звериное нахрапистое дыхание.

Шло оно, по всей видимости, как раз из–за ящиков, которые громоздились навалом углов, и наличествовало действительно в непосредственной близости. Вероятно, поэтому Марочник не сразу понял в чем дело, а лишь, отскочив, чтобы не подставлять незащищенную спину, выкинув перед собой короткое жало ножа и пролаяв не своим, надорванным голосом: Кто?.. именно по звериности раздающегося дыхания в мгновенном озарении догадался, что это не сарацины, устроившие здесь засаду, не случайный патруль, не ночная облава гвардейцев и уже гораздо спокойнее вытащил из кармана фонарь, подаренный ему Дуремаром, и, слегка поведя тускло–желтым широким лучом, свидетельствующим об истощении батарейки, шумно вытолкнул из груди накопившийся воздух, убеждаясь в своей правоте:

— А, это вы, ребята… Как вы меня напугали…

Плюшевые медвежьи мордочки с кожаными носами ослепленно моргали в свете фонарика — мягко желтели клыки и, как будто раскручиваемые пружиной, однообразно вращались мохнатые плоские лапы.

А один из этих непривлекательных медвежат тут же выдавил короткое трудное слово:

— Жить…

И другой тоже выдавил:

— Жить… — словно откинулось эхо.

Плюш у обоих был грязный, свалявшийся и сквозь истонченную шкуру проступали широкие кости скелета.

Видимо, они уже давно не ели по–настоящему.

— Так что же с вами, ребята, делать? — спросил Марочник. — Я ведь даже и накормить вас и то не могу, не нарушая закона. Слышали про такой недавний Указ «О неукрывательстве»?.. «О неукрывательстве и о не оказании помощи лицам, заподозренным в противоправных деяниях». От четырнадцатого числа прошлого месяца? То–то же… Как бы мне не погореть на нем вместе с вами…