Он протяжно зевнул.

— Некогда, — сказал Марочник, искоса поглядывая на фургон — все ли в порядке. Завтра, может быть, сегодня — работы много…

Тогда Отон взял его обеими руками за лацканы куртки и приблизил опухшее, прямо–таки коричневое лицо, разящее перегаром:

— Слушай, Марочник, ты же знаешь, что от мне тебя требуется. Узнай, кто сработал, а то как бы и с тобой не пришлось разбираться. Ты смотри — терпение у меня уже кончилось…

Он тряхнул брезент куртки, видимо, для того, чтобы лучше запомнилось, и вразвалку двинулся через двор, не обращая внимания на окаменевшего Томаса — обернулся уже под аркой, подняв руку и оттопыривая короткие пальцы:

— Даю две недели, потом — буду спрашивать!…

И — пошел, подрасывая на ладони тяжелую пластинку кастета.

Сапоги его длинно шаркали по асфальту.

Старый Томас сказал:

— Плехо. Совсем больной стал малтшик. Никого не слушает, только пьет водка… Ищет, кто упил нашего Гансика. А найдет — тшто? Опять упьет… Плехо..

Он вздохнул и, посапывая чубуком, который, как назло, почти не тянулся, отвернувшись, начал запрягать в повозку сивого мерина. Приговаривая: Но!.. Ты у меня!.. Палуй!.. хотя мерин стоял совершенно спокойно.

Левая щека у него равномерно подергивалась.

— Не расстраивайтесь, майстер, — сочувственно сказал Марочник. — Обойдется.

Правда, сам он в это не верил. И к тому же начинал уже нервничать, поглядывая на часы. Время близилось к девяти, пора было выезжать, а в пустынном проходе двора так никто и не появился. Неужели герр Половинкин не понял, о чем они договаривались? Или, может быть, понял, но не захотел участвовать в этом. Кто его знает, какие у него сейчас интересы. Интересы бывают самые неожиданные. Может быть, заявится вместо него сейчас десяток гвардейцев…

Это было вполне вероятно, и Марочник уже начал по–немногу прикидывать, как ему в такой ситуации следовало бы поступить, убираться отсюда, во всяком случае, требовалось незамедлительно, но когда он, подхватив ременные вожжи, взгромоздился на козлы, посчитав, что дальнейшее ожидание не имеет смысла, то держащий мерина за уздечку Старый Томас вдруг неторопливо вынул трубочку изо рта, и, другой рукой прикоснувшись к пустой голове, как будто приподнимая шляпу, чрезвычайно почтительно, но без подобострастия произнес:

— Допрое утро, госпотин инспектор…

А кто–то пока невидимый за фургончиком снисходительно и очень вальяжно ответил — голосом, от которого у Марочника мурашки пошли по коже:

— Здравствуй–здравствуй, старый хитрец. Ну что, все думаешь, как бы поменьше платить налогов?

— Так федь, фсе тумают, госпотин инспектор, — сказал Старый Томас.