— Прошу вас!..

А затем усадив ее в кожаное потертое кресло, где Ивонна вдруг отчего–то почувствовала себя, как на витрине, опустился в такое же кресло с другой стороны стола и, по–прежнему сохраняя, наверное, долгой практикой вырабатываемое радушие, но одновременно и с ощутимым чиновничьим безразличием неторопливо заметил:

— Я вас слушаю…

Заявление он читал, наверное, минут пятнадцать. Или, может быть, меньше, но Ивонне этот промежуток времени показался необычайно долгим, а прочтя, вовсе не принялся ее о чем–то расспрашивать, как она первоначально предполагала, но напротив вдруг замолчал и, зажав обе руки коленями, начал быстро–быстро раскачиваться на краешке кресла, — бледный лоб у него при этом сильно наморщился, а глаза как будто повернулись зрачками внутрь организма.

И еще он тихо, но ощутимо поцокивал языком.

И кривился щекой — словно у него побаливали верхние зубы.

Впечатление было, во всяком случае, очень похожее.

Ивонна просто — ждала.

Продолжалось это опять же, наверное, минут пятнадцать. А затем мужчина прекратил раскачиваться так же внезапно, как начал, и вдруг с острым, необычайным вниманием посмотрев на нее, энергично, как будто очнувшись от дремы, поинтересовался:

— Значит, он упоминал при вас Мышиного короля?.. Любопытно… А вы в этом абсолютно уверены?

— Абсолютно, — твердо сказала Ивонна.

— И… упоминание… свидетельствовало о его… положительном отношении?

Ивонна кивнула.

— Значит, вы полагаете, что это — не случайная оговорка?

— Да, полагаю…

Тогда мужчина ногтем, как–то очень небрежно подтолкнул к ней листочек со строчками заявления и совсем другим тоном — официальным, сухим — предложил, словно чувствуя, что от этого будут одни неприятности:

— Подпишите, пожалуйста. И — разборчиво. Без подписи не принимаем…

Настроение у Ивонны вдруг резко упало.

— А я слышала, что можно подавать анонимные заявления. Главное, чтобы — лично…

Мужчина кивнул.