То есть, жизнь из этой комнаты ушла и больше не возвращалась.

Тем не менее, я знал, что мне делать.

И поэтому, сняв двумя пальцами серый неаппетитный стакан и поставив его на полу, потому что среди развала стола места для него просто не находилось, я подгребся ладонью под этот затейливый уголок и с натугой перевернул его, скомкав загнувшиеся тетрадки.

Как я и ожидал, это оказалась Четвертая карта.

Только различить на ней что–либо не представлялось возможным. Атлас совсем покоробился и был залит чернилами, а по самому центру вдобавок желтели подтеки канцелярского клея.

Впечатление было самое удручающее.

Впрочем, ни на что другое я, в общем–то, и не рассчитывал.

Карта меня тоже — не слишком интересовала.

И я уже собирался покинуть эту умирающую квартиру, как вдруг тихо скрипнула половица в соседней комнате и в проеме дверей появилась Аделаида в своей неизменной панаме и — вошла, выставляя перед собой левую руку.

Синие пронзительные глаза у нее были широко открыты.

— Кто здесь? — спросила она надтреснутым голосом. И внезапно задвигала пальцами на вытянутой руке. — Не надо, не надо, я поняла. Просто я почему–то не узнала сегодня твою походку…

— Здравствуйте, тетя Аделаида, — сказал я.

— А я уже почти ничего не вижу. Слышу: кто–то, вроде бы, шебуршится в квартире, дверь–то я на всякий случай осоставляю открытой. Ты, наверное, Леночку собирался увидеть? Леночка теперь заходит сюда очень редко, — вышла замуж и, естественно, у нее появились другие заботы. Но однако не забывает: звонила позавчера, приглашение вот прислала, какоето у них там важное мероприятие…

Из кармана халата она достала прямоугольную карточку с вензелем и тиснеными буквами. «В восемнадцать часов, Департамент народного образования», прищурившись, разобрал я. И еще — гораздо более мелким шрифтом:«Вход только по специальному приглашению».

То, что требовалось.

— Вы можете дать мне это, тетя Аделаида? — поколебавшись спросил я.

И Аделаида, по–моему, даже с какой–то радостью разжала древесные пальцы:

— Конечно, бери. Передай привет Леночке и скажи — чтобы не беспокоилась…

Она вдруг на секунду как бы застыла, а затем осторожно, совсем, как Елена, дотронулась до меня.

И небесные колдовские глаза ее просияли.