Он выругался грязно и со злобой, будто выплевывая из себя злость и обиду.

— Шесть в жопу сгорело или горят, это ты верно подметил. Вообще в жопу, понятно вам там теперь?!

Последние слова он выкрикнул с надрывом, обращая их куда-то вверх, к серому небу. Судец тоже оглядывал воздух, каждую секунду ожидая нового разрыва где-нибудь впереди. Потом были несколько десятков секунд гонки.

— Ну?

УАЗ вильнул, прижав их всех к правому борту, и встал как вкопанный. Все трое выскочили из открытой кабины и помчались вперед. Один из «Ту» полыхал, как огромный факел: пламя било даже из кабины. Второй, «Александр Молодчий», горел лениво, почти невидимо сочась короткими язычками из одиночной крупной пробоины в левой плоскости. Явно выгорала смазка устройств механизации крыла, да добавляла серого дыма медленно тлеющая изоляция проводки. Противопожарные перегородки не давали огню распространяться быстро, но на «мертвой» машине с обесточенной бортовой сетью мощная автоматическая система пожаротушения не действовала. Часовой, закинув автомат за спину, догадался вручную подтащить к бомбардировщику техническую лестницу и теперь заливал пламя 14-литровым углекислотным огнетушителем. Еще штук пять таких же валялись прямо под ступенями. Над крылом громадного стратегического бомбардировщика фигура бойца в серой шинели смотрелась как птичка на спине носорога. Но при всей своей оглушенности старший прапорщик был глубоко впечатлен тем, что хрупкого телосложения парень сумел затащить несколько весящих по 30 килограмм бандур на такую высоту. Вообще-то каждый огнетушитель был снабжен колесами, но по лестнице его все равно надо было поднимать на себе. Пеногенератором же боец пользоваться явно не умел. Когда майор со старшим прапорщиком потащили его распылитель вперед и вверх, парень обессиленно спрыгнул со ступенек лестницы и присел на корточки, опустив голову и мотая ей в разные стороны, почти как лошадь.

— Готов?! — проорал майор и не глядя отмахнул назад. Старший лейтенант у узла не потерял ни секунды, пена уже пошла. Из насадки распылителя выкинуло негустую, рыхлую шапку, но через секунду из нее уже перла ровная, сильная струя, сразу закидавшая пламя на всю глубину.

— Давай! Давай!

Работать на высоте почти десяти метров было тяжело: под порывами ветра они вдвоем едва ворочали распылитель влево и вправо, заливая легко пробивающиеся через пену языки огня и отворачиваясь от жара, вони и летящих им в лица клочьев мокрых пузырей. Судец скалился, ловя взгляд майора: они побеждали. При этом половина заслуг принадлежала, ясное дело, часовому.