«Желтая».
«Бумага окисляется. Прошло много лет».
Аник держит в руках прошлое. Сейчас он, как никогда, понимает, что случилось что-то непоправимое. Еще немного, и эта книга рассыплется в пыль. И он вместе с ней.
Нет, не нужны ему теперь ни вымышленные страхи, ни удалые герои. Слезы наворачиваются на глаза.
«Ты меня обманываешь…»
«Нет, сейчас действительно шестьдесят девятый».
«Плевать. У меня не воспаление легких».
Клейн отводит взгляд. Конечно, нет. Сегодня утром, обтирая Аника губкой с теплой водой, Клейн осмотрел его, и ужас и отчаяние сдавили сердце. Ноги у Аника отекли, опухли, стали, как колоды, и по мертвенно-белой коже проступил рисунок темно-фиолетовых вен. Клейн потрогал ступни — они были холодные. Gangraena morbus — «болезнь гангрена», как выражается профессор.
«У меня туберкулез. Я заразился от сестры или в тюрьме».
Клейн цепенел. Что тут скажешь? Что жить тебе, парень, два-три дня, от силы неделю?
«Мне надо хорошо питаться — сметана, сыр, мясо…»
…Все это лежало на тумбочке, только он в рот ничего не брал. С крестьянской уверенностью «Тот, кто ест — выздоравливает» — Клейн тащил на обед все. Аник апатично ковырялся в еде и отставлял ее в сторону.
Чем длиннее периоды между воплощениями, тем больше он должен есть обычную пищу. Иначе за период жизни он потеряет вес, он не может питаться чистой энергией, он не успевает восстанавливаться.
Профессора очень интересовало, как протекает пищеварение у оживленных. Можно взять желудочный сок, желчь, отдать в лабораторию на анализ ферментной активности, но подвергать Аника в таком состоянии медицинским манипуляциям было равносильно истязанию.
Ел он, выбирая продукты по своему усмотрению, и остановился на сметане, сгущенном молоке и яйцах.
Легкоусвояемые углеводы, жиры и протеины, быстрое расщепление.
Скорлупок от яиц с каждым днем становилось все меньше и меньше…
«…и отдыхать, больше отдыхать. Лежать без движения. Так лечат туберкулез. Твои уколы на фиг, не помогут».