Но когда-нибудь все это кончится?
Прошлый раз говорили, что война — последняя… И вот — опять.
Оно уже пять тысяч лет —
Вот далеко от Сан-Сильвера собирается на войну коренастый парнишка, помощник тракториста. Он будет танкистом — таких малорослых только в танк.
«Изерге, — говорит отец, — ты давай служи».
А что еще сказать? чтоб вернулся, чтоб берегся. Младший братишка Данил хнычет; бабка, мать, сестра — те воют. Второго забирают! первенький отвоевался, лежит под Тулой.
«Сынка, ох, на что ты ладный родился, на погибель!»
«Тхор Лайдемыр!» — выкликает военком.
«Я!»
«Будем Бога молить! Матерь Божью!»
Полуторка с женихами смерти катит на станцию.
В Сан-Сильвере в тот день спокойно; день серый, тихий. Погромыхивает неумолкающий порт, оживает толкучка, бородатый старик на тележке катит корзину с молодой зеленью. Открывается пахнущая духами парикмахерская. Докеры покупают с лотков жареную рыбу, заворачивают в вощеную бумагу — на обед.
«Два кофе», — заказывает Аник со взрослым видом. Ну это не кофе — жженая морковь, но ладно уж… Эрика в сестриной шляпке, в клетчатом плаще с кокетливыми плечиками сидит напротив, улыбается. «Как он хорош! как он уверенно себя ведет! какой он милый…» Для него она надела новые чулки и трусики с вышитой розой — его подарок.
Она тоже чувствует себя взрослой.
«Вот…» — начинает Аник, лаская ее глазами, но чашка замирает в руке.
«ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА. ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА. ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА».
И сразу — торопливый стук зениток.
Бросив все, они выскакивают из каффи.
Это случай, когда надо молиться за немцев. Где же их хваленое люфтваффе, мать его драть?!