— О! — радостно сказал Галяс. И еще: — А чего это там было?

— А это, — я ему отвечаю, — он там внутри чем-то подавился. А я ему помог, и сразу проскочило.

Галяс смотрит на струю, любуется. Но вдруг, я слышу, еще кто-то говорит, и говорит очень сердито:

— А почему это бьет? Откуда такой напор? Не должно его быть!

Я обернулся и вижу: стоят на краю полянки господа Войцеховичи, средний и младший. То есть Войцехович Крепкий Пень и Войцехович Дрын. И это Дрын, я сразу это понял, гневался. Он и дальше смотрит очень злобно, как будто я им фонтан не починил, а, наоборот, испортил. А Дрын, он вообще был очень злобный, потому что, мать так говорила, он еще слишком молодой, еще нашей крови не напился. А ему и вправду лет было еще совсем немного — может, еще только двадцать, он жил в городе и там учился (на кого, никто не знал) и приезжал домой только на лето. Так он и тогда приехал, леший его принес на мою голову, подумал я тогда. То есть я тогда очень сильно напугался. Стою возле того гуся и смотрю на Дрына, паныча. А он, и очень злобно, опять говорит:

— Не может так быть! Напору же нет! Никто же воды не нанес!

Ат, думаю, перестарался я. И тогда бэмц гуся опять кулаком по спине! Гусь подавился и опять заткнулся. Дрын обрадовался, говорит:

— Вот теперь правильно! А то нарушил всю гидравлику. Правда, папан?

Это он так своего отца называл, Крепкого Пня, то есть среднего Войцеховича. Который, кстати, всем у них в семье и заправлял, потому что самый старший, Старый Пень, был уже совсем старый, а паныч Дрын еще слишком молодой. Его так и звали — Студент, что по-городскому означает «молодой». Был у них, правда, еще один паныч, почти моих лет, но этого можно вообще не упоминать, он совсем ничего не решал… Хотя тогда и даже самого Крепкого Пня можно тоже не упоминать, потому что если по-настоящему, то все у них решала евонная жена, пани Крыся, или, по-нашему, по-деревенски, Долбежка. Но Долбежки тогда, возле фонтана, не было, а были только Крепкий Пень и Дрын, то есть наши пан и паныч. Поэтому дальше тогда было так: когда фонтан опять заткнулся, пан повернулся к панычу и очень сердито сказал:

— Вот видишь, что ты наделал?! А я же тебя, Стась, просил: не вмешивайся! А ты опять все испортил!

А паныч:

— А при чем здесь я? Это наука физика. На тело, изрыгающее жидкость, действует выталкивающая сила…

Пан:

— Знаю, знаю!

Это он почти что прокричал. Паныч обиделся и отвернулся. А пан посмотрел на меня, после посмотрел на Галяса, а после поманил его пальцем. Галяс подошел. Пан у него очень тихо спросил: