Так часто думал отец Гийом, но никогда не произносил этого вслух. Последнее время он был изумлен и приятно обрадован, что в деревне появился человек, так сильно уверовавший в Книгу Древностей, что выучил ее чуть ли не наизусть. Бывший, к тому же воинственный, пасынок темноты стал ярым солнцепоклонником. Твердости его убеждений дивились даже закоренелые адепты лученосной веры. Отец Гийом уже несколько раз говорил: "Жерас, ты уже доказал всем нам, что стал другим человеком, можешь идти на все четыре стороны, я тебя отпускаю.". Но принц лишь отмахивался от этих слов: "я причинил вам столько зла, что должен хоть немного загладить свою вину".

   Жерас не покладая рук трудился все время, которое только не было занято сном или чтением священной Книги. Он строил солнцепоклонникам новые дома, обучал их юношей военному искусству, в особенности -- владеть мечом и стрелять из арбалетов. Маленьких детей он учил читать, а со взрослыми вел назидательные беседы, чтобы те ни в коем случае не ослабевали в своей вере. Все вокруг только дивились: тот ли это человек, кто совсем недавно сжигал их на кострах и поносил самыми грязными словами? Будучи принцем, более того -- наследником престола, он не брезговал никакой крестьянской работой. Сам обтесывал и таскал на себе тяжелые бревна, молол муку, ходил с мужиками на слепую охоту, научил их, как надо загонять медитавров. Прежде всего он дал себе клятвенное обещание, что когда станет законным королем, то первым делом подпишет указ о равноправии всех вероисповеданий. Пусть, думал Жерас, люди воюют друг с другом силой своих убеждений, а не силой оружия. Более того, он поклялся всю свою оставшуюся жизнь верить в Пришествие Света и смело говорить об этом всякому, с кем только доведется общаться. Он станет первым в истории Франзарии королем-солнцепоклонником. К каким последствиям это приведет, его волновало меньше всего на свете. Он поклялся, и клятва его нерушима.

   -- Послушай, Дьенн, когда работаешь мечом, твоя левая рука должна быть противовесом правой и балансировать соответственно длине выпада оружия, -- принц обучал одного белокурого юношу искусству боя. Тот нелепо пытался копировать все движения своего учителя.

   В этот момент к ним подошел отец Гийом. Казалось, что за эти несколько эпизодов, которые принц провел в их деревне, он постарел еще больше. Морщины, словно трещины на коже, беспощадно изрезали лицо вдоль и поперек. По вздувшимся на руках венам бесчувственно пульсировала остывающая старческая кровь. Сложно было поверить, что его абсолютно белые пораженные сединой волосы когда-то, по его собственному утверждению, были черными как деготь. Его тихий дребезжащий голос безжизненно колебал воздух. Он поднял свои отяжелевшие веки и произнес: