— Что с тобой?

Я взял ее за плечи, стараясь заглянуть в глаза. Она подняла ко мне лицо, и тут же потупилась снова. Молча, покачала головой. Я отпустил ее, хотя мне очень хотелось прижать ее к своей груди, окунуться лицом в ее волосы, забыться и уснуть. Вздохнув, я снова посмотрел на ракетоплан.

Из овального чернеющего проема главного входа показалась чья-то лохматая голова. В следующее мгновение на верхнюю площадку посадочного трапа вышел высокий и худощавый мужчина в синем комбинезоне с нашивками штурмана Звездного Флота и в высоких ботинках звездолетчика. Он вытянул за собой из нутра ракетоплана толстый змеистый кабель, намотал его на поручень трапа, и посмотрел на нас. На раскрасневшемся от жары лице его не было ничего, кроме сонливой усталости. Без интереса он оглядел нас троих и так же быстро скрылся за бронированной дверью входного люка.

Я взглянул на часы и повернулся к своим спутникам.

— Пора?

Юли смотрела на меня снизу вверх, потерянно и тоскливо. Я перевел взгляд на Влада Стива. Он ворошил ногой серую пыль на краю бетонного поля. На нас он даже не смотрел.

— Да, пора. До старта осталось двадцать минут. Вам нужно идти в укрытие.

Я снова взял ее за плечи. Она вся напряглась, но глаз на этот раз не отвела.

— Я всегда мечтал подарить тебе весь мир, а дал только горе… Прости меня, если сможешь.

Юли опустила веки. Кончики ее губ дрогнули. Мне показалось, что она вот-вот заплачет, но глаза ее оставались сухими. Она еще ниже склонила голову, произнесла совсем тихо:

— Не могу плакать… наверное, все слезы уже выплакала.

Она посмотрела на меня, и глаза ее сухо блеснули. Я подошел к Стиву, пожал ему руку.

— И вы простите меня. Я был плохим учеником и неверным другом… Вы многое сделали для меня, но я был не достоин вашей заботы… Никогда.

Стив смотрел себе под ноги, непривычно сутулясь, и молча, разминал пальцами тонкий сухой стебелек. Я хотел еще что-нибудь сказать ему, но понял, что все слова сейчас бессмысленны. Что я мог сказать ему в эти последние минуты? Я растерянно оглянулся на Юли — безнадежно поникшую и съежившуюся, словно от пронзительного холода — и быстро зашагал к ракетоплану.

Юли нагнала меня у самого трапа.

— Максим!

Я оглянулся. Запыхавшись от быстрой ходьбы, она остановилась в полушаге от меня, взяла меня за руку. Лицо ее было бледным, несмотря на жару, а в глазах стояла какая-то незнакомая мне твердость. Я открыл, было, рот, но она быстро прильнула ко мне и поцеловала меня в губы. Всю свою оставшуюся жизнь я буду помнить этот ее поцелуй! Я едва взял себя в руки, чтобы тут же не бросить все, и не уйти с ней отсюда, куда глаза глядят.