Вытянув один тяжеленный модуль, мы с трудом оттянули его к борту, потом вернулись за вторым. Привязать аккумулятор к руке было нечем, зато на каждой батарее имелось по две очень удобных погрузочных ручки.

— Будем держаться за них, — пожал я плечами.

— А если судороги? — сощурилась Молчунья. — Стоит отпустить балласт, и пробкой взмоешь наверх, прямо в ласковые руки Долговязого. Надо подстраховаться хоть чем-нибудь.

Она достала из кармана небольшой монтажный ножик, отрезала два куска швартового линя от катера и обвязала их себе и мне вокруг пояса. Свободные концы мы закрепили на ручках аккумуляторов.

— Готова? — спросил я.

— Да.

— Тогда ты первая. Давай помогу перекинуть батарею через борт.

Молчунья покрутила пальцем у виска. Этот жест не нуждался в переводе.

— Поодиночке нельзя, — пояснила она. — В слое ила потом не найдем друг друга, а монитор только один. И так без света уходим! Нырять можно только в связке, иначе верная смерть.

Об этом я как-то не подумал, слишком спешил. Пришлось отрезать еще кусок линя и примотаться им друг к другу. Мобильность в такой связке, да еще с батареями, была не лучше, чем у сказочного Тяни-Толкая, но иначе нырять действительно было нельзя.

Двигаясь боком, лицом друг к другу, словно в дурацком танце, мы с трудом взгромоздили аккумуляторы на край борта.

— Если бы Леська нас сейчас увидела… — усмехнулся я.

— Она что, ревнивая? — удивилась Молчунья.

— Не имел возможности выяснить, — ответил я.

В этот момент скрипнула, открываясь, дверь в надстройке — кто-то собирался выйти на палубу. Не мешкая больше, мы столкнули аккумуляторы за борт и камнем рухнули в поджидавшую нас пучину.

В этот раз погружение оказалось во много раз более стремительным, чем прошлое — одежда на мне трепетала и потрескивала от мощного набегающего потока воды.

— Выпусти весь воздух! — напомнил я напарнице. — А то давлением легкие разорвет.

Мы выдохнули, сколько смогли, а растущее давление справилось с остальным, выдавив из нас последние пузырьки воздуха. За первые тридцать секунд мы стремительно преодолели метров пятьдесят, и от такой резкой перемены глубины голову стиснуло, словно стальным обручем. Вода неумолимо устремилась в ноздри и в рот, незащищенные силиконовой пленкой. Справляться с напором не получалось, и я вдосталь нахлебался воды, которая попала и в желудок, и в легкие. Ощущение было не из приятных. Но самое противное, я знал, будет внизу, когда придется всю эту воду из легких выдавливать. Грибок ведь не будет выделять кислород вечно, а лишь пока в крови достаточно сахара. Рано или поздно дышать все равно придется, иначе отека легких не миновать.