Главком ОСК Лисицын и командующий третьего командования ВВС и ПВО генерал-лейтенант Долгов буквально выбили из Генштаба и ГК ВВС все оставшиеся стратегические и дальние бомбардировщики.
Огромные летающие крепости, «Ту-95МС», загруженные под завязку старыми авиабомбами, и два «Ту-160», несущие в своем чреве новенькие сверхмощные бомбы объемного взрыва «Миротворец», неторопливо и деловито, как на учениях, со звенящих высот разгрузились над китайскими позициями над многострадальным Фуюанем, за полчаса превратившимся в мертвый город руин.
Генерал Кологрив с почти мистическим ужасом и благоговением смотрел на разворачивающуюся перед его глазами грандиозную картину смерти и разрушения. Горизонт был окрашен в серые, оранжевые, багровые и коричневые тона, дым и пыль вытягивались в жгуты и переплетались между собой, земля тряслась, как спина неведомого умирающего чудовища.
Выстроившись в круг, бомбардировщики, словно фантастические птицы смерти, сбрасывали свой груз на ошалевших от огненного шквала китайцев.
На острие удара, гудя турбинами, уже выползали на противоположный берег «Барсы» двадцать первой гвардейской, «несгораемой и непотопляемой» бригады генерал-майора Авдеева.
Сам комбриг, пугая штабных офицеров горящими от усталости и недосыпа глазами, отдавал короткие приказы, скрестив на груди руки, стоя на передовом НП. Бригада проломила фронт деморализованных китайцев, устремилась к другому краю «амурского выступа», отрезая тридцать девятую общевойсковую армию от основных сил и деморализуя китайские тылы. Молчаливый генерал, словно опытный хирург, кромсал оборону НОАК быстрыми и глубокими разрезами. Мало кто знал, что Авдеев пытается полностью отдать себя демонам войны, чтобы отомстить за своего старшего сына, лейтенанта-пограничника, сгинувшего без вести вместе со всей заставой в суматохе первого дня войны.
Следом, расширяя прорыв, в бой устремились вторая и третья гвардейские танковые бригады, пятнадцатая и восемьдесят первая гвардейские механизированные и, наконец, сводная группа Кологрива.
Тыл всего Шеньянского фронта сейчас напоминал жуткую мешанину из боевых, тыловых частей, мечущихся под ракетно-бомбовыми ударами, толп беженцев, толп мобилизованных резервистов, еще не получивших оружие. Следом за танками, которые, словно волчьи клыки, рвали податливую плоть, в прорыв, хрипя и матерясь, лезла бесстрашная и разудалая русская пехота, выжигая последние очаги сопротивления и пьянея от собственной лихой безнаказанности. Позже, спустя месяцы и годы, маститые психологи иначе как массовым помешательством эти события называть не будут. В каждом отделении, взводе, роте, батальоне с первыми залпами нашей артиллерии буквально витало ЧУВСТВО ПОБЕДЫ. Все, от последнего обозного клопа, страдающего плоскостопием или ожирением, до тридцатилетнего седого и матерого комбата понимали, что богиня Ника уже в наших руках, нужен только еще один нажим, один натиск — и эта война закончится.