Лил встал.

— Я оставляю вам брошюру об исправительном центре Приюта, где, если вам повезет, вы проведете остаток своей естественной жизни. Там подробно описаны все реабилитационные возможности центра, включая… ну, прочтете сами, мистер Кайли.

— А что насчет остальных?

— Остальных?

— Вы знаете, о чем я говорю.

— Нет, мистер Кайли, это вы знаете, о чем вы говорите. А я пока совершенно не знаю.

— Остальные. Офицер Изеки, Изадора Гацалуменди и Ли Чуен.

— Гм… остальные. Боюсь, мне не позволено распространять информацию о других наших клиентах. Но я скажу, что все они в настоящий момент изучают брошюры, идентичные вашей. Это должно быть для вас приятным известием. Страдание любит компанию.

Он вежливо указал рукой на открытое отверстие камеры.

Габриел застыл. Он не может вернуться туда. Не может! Лихорадочно он пытался, придумать, чем бы задержать Лила, как бы остаться в этой до смешного относительной свободе ещё на несколько минут. Роботы дружно шагнули вперед.

Лил презрительно отвернулся от Габриела и вышел из комнаты, а четыре безликих тюремщика загнали землянина обратно в камеру. Отверстие сжалось, исчезло. В центре камеры теперь лежал одинокий, тонкий, как бумажная салфетка, листок пласпируса с заголовком «Исправительный центр Приюта» над колонкой мелкого шрифта..

Голоса снова закричали.

ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ-ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ-ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ-ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ-ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ-ВЫПУСТИТЕ-МЕНЯ…

Максимальная безопасность.

Он белый и размером с изумленное «а-ах!». Кто устоит перед эдельвейсом в дикой природе? И сколько людей видело его? Габриел знал: чтобы увидеть его живым, нужно подняться туда, где ничто больше не может расти. Идти туда, где нет никакой жизни, и смотрите-ка! Поэтому он взобрался на Монте-Розу, и там был он — высовывался из снега возле камня, похожего на череп. Пальцем в рукавице Габриел погладил ворсистые лепестки, снова околдованный чудом жизни.

Половина мира отделяла его от дома, но Габриел знал, что этого недостаточно. Через три недели звездолет «Гул» отправится на Лас-Пальмас и унесет его так далеко, куда Старик никогда до него не доберется.