На самом основании хоботов — там, где он сливается с верхней челюстью — у мамонтов имеются артерии, которые весьма близко подходят к поверхности кожи. Нащупав их, помощники мага глубоко вогнали в них острые трубки металлических инструментов.

Горячая жидкость, до предела наполненная волшебством, по сути своей — концентрированная магия — полилась в жилы мамонтов, разбавляя их холодную густую кровь, делясь с нею своею мощью.

Организмы исполинов сейчас выполняли роль своеобразных автоклав, в которых бездушный алхимик смешивал два почти несоединимых ингредиента. Ломая преграды и слабое сопротивление, кровь драконицы изменяла организмы животных, наполняя их своим подобием.

Волшебство без усилий — будто тонкие спички — ломало массивные кости, и собирало их вновь, по своему разумению — словно какой-то безумный инженер, конструировал новую машину из двух старых. Из под веток слышался непрерывный — громкий и неприятный — хруст ломаемых костей. Животные, одурманенные едким дымом, испытывали небывалый шок. Будучи оглушены грубым вмешательством крови драконицы, они не издавали ни звука. Все их возможности ограничивались лишь одним — основополагающим, действием, присущим, к счастью, обоим организмам — они могли дышать.

Но даже того, огромного, запаса жизненных сил, позволяющего мамонтам выжить в ледяной пустыне, было недостаточно для столь глобальной перестройки организма. Кровь драконицы медленно их убивала. Для поддержания организмов этих великанов, на зыбкой грани между жизнью и смертью, Ганиш щедро вливал в их ауры реки живительных, магических сил.

Кровь из амфор полностью перекочевала в жилы мамонтов, теперь оставалось надеяться только на их выносливость.

Фалин тоже очнулся в своей нише, воздух уже полностью очистился от неприятного запаха, но его все еще мутило. Тело наполнила такая страшная усталость, будто бы он двое суток — без перерывов на обед и ужин — работал с тяжелым кайлом на отвалах. Однако любопытство оказалось все же сильнее.

Пересиливая дурноту, он вновь наблюдал за действиями чародея.

Откуда-то набежала куча народа. Лапник стаскивали с неподвижных тел и волочили в дальний конец пещеры, складывая его там огромной, лохматой горой.

Злое колдовство — безумное существо-невидимка, забравшееся под толстые шкуры — все еще забавлялось со своим живым конструктором, выкладывая из костей мамонтов, тела мерзких полукровок — получалось что-то среднее между лохматым зверем, давшим ему основу и чешуйчатым, боевым драконом. Шкура на их боках — то расправлялась, до состояния кожи, натянутой на барабан, — то опадала морщинистыми складками. Казалось, под ней двигаются какие-то существа, в порыве слепой ярости, крушащие все на своем пути.