— Но ты же не мог знать, что документы у Паламаренка могли быть.

— Верно. Не мог. Добрые люди надоумили.

— Какие еще…

— Дурак ты, Гриша. Наполеончик периферийный. Ты что думаешь, я на тебя работал? Да на хрен ты мне, не при женщине будь сказано, безденежный да сдался? Пригожа мне хороший кусок давал, однако не могли мы конкретно Беловода достать. Вот ты нам и помог, в натуре, сладенький ты наш. Да и крыша серьезная была б в случае чего.

На Тамару было страшно смотреть. Ее как-то перекосило, словно она сломалась одновременно в нескольких местах. Лица не было. Были лишь глаза, до краев наполненные по-внеземному ужасной болью.

— Юра, — осторожно произнес я, — давай-ка наши дела без Тамары Митрофановны решать. Пусть идет себе женщина.

— Тамара, Тамара, — вдруг фальцетом взвизгнул Мельниченко, — я ничего не знал! Мне деньги не предлагали, я на государство работал!..

— На себя ты работал, депутатишка всененародный. Потому что сам предупреждал, чтобы никто ничего не пронюхал. Особенно в органах. Но, думаешь, я б те бумаги тебе или Пригоже отдал? А фига!.. У меня тоже свои интересы есть: где-то в далеких краях американской мечты за такие вещи бешеные бабки дают. На всю жизнь хватило бы. С бунгалом, мемуаром, бассейном и спокойной старостью. Опостылела мне эта ваша страна, которую вы в разные стороны строите да разводите. Опостылела! — неожиданно выкрикнул он.

А Тамара, внезапно схватившись за голову и раскачиваясь в стороны всем своим туловищем, метнулась к выходу из палатки.

— За что, боже, за что?! — стонала она уже где-то вдалеке, а мы неподвижно стояли, уставившись друг на друга.

— Сука ты, Гегемон! — сплюнул я. — За что же ты Паламаренка?..

— Волчара, ты же сам знаешь — случайно. Хотел просто попугать, а тут — землетрясение. Впрочем, все это сейчас не имеет никакого значения. Значение имеет другое: собирай-ка все эти манатки и пойдем со мной. Разговор есть. Но без этого слизняка, — и он пренебрежительно ткнул пистолетом в сторону Мельниченка.

А тот внезапно схватился за штанину, которая угрожающе выпятилась оружием, спрятанным где-то в ней. Но закончить движения он не успел: два почти одновременных выстрела отбросили его на брезентовую стенку палатки. Третий выстрел снес фигуру камуфляжника, неожиданно вскочившего к нам. Четвертого выстрела не было, но ствол пистолета больно уперся в мою грудь.

— Это тоже случайность? — спокойно, очень спокойно сказал я, кивая головой на скорченного Мельниченка.

— Х-хлопцы… я ж-жг… я ж ничего… чего… — по-детски вытаращив бесцветные глаза, выдавил тот. Потом вздрогнул всем телом, и как-то мгновенно окаменел, став маленьким-маленьким. Даже мелким.