Светлый фон

Остановившись посреди комнаты, она немного помолчала и хрипло произнесла:

— Ну, как ваши дела?..

Ей никто не ответил до тех пор, пока я тяжело не сел на кровати:

— Вашими молитвами.

— Проходи, Тамара, проходи, — вдруг словно гостеприимный хозяин уютного жилища зачастил Беловод. — Садись. Рассказывай, что там, на белом свете, творится.

Гречаник немного поколебалась, но потом подошла к нему и устроилась на соседней кровати. То есть на моей.

— Особенного — ничего. Город молчит, тарелки висят, извержений немного меньше стало.

— В общем, божья благодать, — мрачно бросил я, но она не обратила на меня внимания.

Такое невнимание могло быть и обидным, если бы меня намного больше, чем оно, не беспокоило относительное затишье, установившееся ночью. Было в нем что-то напряженно-зловещее и угрожающее, как тишина вспышек далекой грозы, которая, впрочем, неумолимо надвигается на притихший город.

— Божья благодать, — повторил я. — Но, Тамара Митрофановна, всех нас больше беспокоит другая проблема. А именно: кто разрешил арестовывать свободных граждан свободного государства без суда и следствия? Ваш патрон, — я намеренно подчеркнул это слово, и Тамара заиграла желваками, — ваш патрон неоднократно публично заявлял о том, что его семьей являются Конституция, Закон и Офицерская Честь. Мне кажется, что в этой благополучной семье выросло дитя с преступными наклонностями.

По мере нагнетания обвинительного тона моей тирады Беловод грустнел, а Тамара… Странно, но Тамара старательно отводила от меня глаза, скользя взглядом по потрескавшимся стенам. Это на нее было не похоже.

— Роман… — начал было Вячеслав Архипович, но Гречаник остановила его движением руки.

— Не надо, Вячеслав, я сама отвечаю за свои поступки. То, что сделали с вами, вызвано чрезвычайными обстоятельствами, в которых мы все находимся…

Я выразительно ощупал разбитую арматуриной голову, неумело перебинтованную самодельным бинтом, сделанным Лианной из своей разорванной тенниски. Сейчас она сидела в одной кожаной жилетке, плохо прикрывающей ее маленькие груди.

— …в которых все мы находимся, — старательно не смотрела на меня Гречаник. — Возможно, Григорий Артемович немного погорячился, но ваше нападение на него было совершенно неожиданным… Но, Вячеслав, — вдруг обратилась она к Беловоду, обозленно хлопая себя ладонями по бедрам, — какой же мы, украинцы, все-таки быдловский народ!.. Не объединяемся вокруг честных людей, а, наоборот, дробимся на прожорливые отары. Хрустим, чавкаем из своих — только из своих! — корыт. Не преодолеваем сопротивления обстоятельств и жуликов, а по-скотскому терпеливо выносим все издевательства над собой!..