Для проведения некоторых церемоний стигийские жрецы надевали маски. Конан надеялся, что мужчина не заметит его, но какое-то шестое чувство предупредило стигийца. Он вдруг резко свернул, хотя до этого целеустремленно направлялся к лестнице, и шагнул прямо к нише. Когда он отдернул бархатную занавеску, из темноты метнулась рука, схватила его за горло, так что он поперхнулся криком, и рванула его на себя, в нишу, где под ребра ему вонзился нож.

Следующий шаг Конана был вполне очевиден. Он снял с трупа скалящуюся маску и надел ее себе на голову, затем плащом рыбака накрыл тело, затащив его в нишу, и накинул себе на плечи мантию жреца. Сама судьба предоставила ему возможность для маскарада. Сейчас вся Кеми могла разыскивать святотатца, который осмелился защитить себя от священной змеи, но кто рискнет заглянуть под маску жреца?

Он смело вышел из алькова и направился к первому попавшемуся арочному проему, но не сделал и десяти шагов, как вновь обернулся, спиной ощутив новую опасность.

По лестнице спускалась процессия в масках, эти люди были одеты точно так же, как он сам. Конан заколебался, застигнутый на открытом месте, и замер в неподвижности, полагаясь на свою маскировку, хотя ладони у него увлажнились, а на лбу выступил холодный пот. Фигуры в масках, подобно призракам, сошли по лестнице и направились мимо него к одной из арок. Предводитель держал в руках эбеновый посох, в навершии которого скалился белый череп. Конан понял, что перед ним – одна из ритуальных процессий, назначение которых чужаку понять было решительно невозможно, но которые играли важную – и зачастую зловещую – роль в стигийской религии. Последний из жрецов слегка повернул голову в сторону застывшего киммерийца, словно приглашая его следовать за собой. Не сделать того, чего от него со всей очевидностью ожидали, значило возбудить подозрения. Конан пристроился сзади, за последним из мужчин, приноравливаясь к его неспешной походке.

Они двинулись по длинному и темному коридору со сводчатым потолком, и Конан с тревогой отметил, что череп на посохе засветился жутким фосфоресцирующим светом. Он вдруг ощутил приступ животной безрассудной паники; его так и подмывало выхватить нож и наброситься на эти дьявольские фигуры, а потом бежать куда глаза глядят из этого угрюмого храма. Но он взял себя в руки и постарался отогнать дремучие страхи, что начали подниматься на поверхность из самых темных закоулков подсознания, населяя тьму чудовищами и монстрами. Вскоре Конан облегченно вздохнул, когда они миновали двойные двери в три человеческих роста и вышли на свет звезд.