Светлый фон

Лед. Благодаря ему он мог теперь посуху дойти до Врат Миров, ведь огромные ледяные пласты сформировали искусственную сушу там, где раньше карты показывали лишь море. Неужели этот же ледяной мост открыл дорогу на архипелаг новой расе? И неужели эти твари вошли в те самые Врата, через которые он сам надеялся выйти?

Лед.

Дартун оглядел своих товарищей по ордену, давно утративших интерес к разговору, в котором они не понимали ничего или почти ничего. Все трое, обутые в сапоги, переминались с ноги на ногу, сгребая снег в небольшие кучки.

Тодди первым заметил его устремленный на них взгляд:

–  В чем дело, годхи? Что они сказали?

Дартун потер лоб, точно пробуждаясь от дурного сна:

–  Если быть точным, они сказали, что на острове дело дрянь.

Верэйн подошла и коснулась руки Дартуна:

–  Нам есть о чем беспокоиться?

Дартун рассказал им все, что узнал сам, а они смотрели на него так, словно он внезапно обезумел.

–  На острове произошел геноцид, – подвел итог сказанному Дартун. – Тотальная зачистка населения.

Настроение у адептов заметно упало.

–  Идем, – объявил Дартун, направляясь к собакам. – Нас ждет небольшое исследование.

 

Собаки привезли сани с четырьмя культистами в ближайший городок, не слишком пострадавший от вторжения снега. Поселки, расположенные на особенно крутых склонах гор, оставшись без населения, ушли под снег полностью. Деревни вымерли. Дартун не раз останавливал сани, уверенный в том, что уже достиг городка, ясно обозначенного на карте. И невесело смеялся, осознав, что он прямо под ними, занесен выше крыш.

Наконец они достигли поселения, притаившегося под хребтом из осадочных пород. Дартун считал, что это Бронжек, хотя теперь он почти ничем не напоминал тот оживленный городок, о котором доводилось слышать магу. Главная улица превратилась в грязную колею, в которой оставили свои следы тысячи человеческих ног, множество пар колес и полозьев саней, а по ее обочинам стояли, привалясь друг к другу, точно в поисках поддержки, сараи из дерева и железа. Тяжелые ставни закрывали почти все окна, хотя иные стояли нараспашку – в такой-то холод, – и это служило первым признаком того, что в городке что-то неладно.

На двери трактира было написано: «Открыто», но никто не радовался этому гостеприимству, да и радоваться, по сути, было нечему, ведь некогда оживленная улица превратилась в призрак самой себя.

Стены были в каких-то темных пятнах, пахло мочой, все от веку скрытое теперь оказалось выставлено на обозрение. Перемешанное с грязью, оно воняло, превращая весь городок в жуткое подобие скотного двора. Внимательный взгляд обнаруживал на стенах металлических и деревянных развалин дугообразные темные разводы, похожие на брызги крови. Что бы ни опустошило городок, произошло это совсем недавно. Тишина и отсутствие жизни в переплетении улиц порождали зловещее ощущение. Казалось, то, что истребило всю здешнюю общину, затаилось поблизости и выжидает.