— Мне не нравится, как ты себя ведешь! — отрезал Пройас. — Какое тебе дело…

Тут он осекся, как будто его тоже вдруг осенило.

— Это и есть та вероятность, которую ты предлагаешь мне рассмотреть? — В голосе принца звучали изумление и гнев. — Что Майтанет… — Он угрюмо расхохотался. — Что Майтанет в сговоре с Консультом?

— Всего лишь вероятность, как я уже сказал, — ответил Ахкеймион ровным тоном.

— Ахкеймион, я не стану тебя оскорблять. Мне известна миссия Завета. Мне известны одинокие кошмары твоих ночей. Вы все живете внутри тех мифов, которые мы позабыли еще в детстве. Как можно не уважать такое? Но не путай разногласия, которые могли возникнуть у меня с Майтанетом, и почтение и преданность, которые я питаю к Святейшему Шрайе. То, что ты говоришь — «вероятность», которую ты мне предлагаешь рассмотреть, — это богохульство. Понимаешь?

— Понимаю. Более чем.

— Есть ли у тебя что-то большее? Что-то помимо твоих кошмаров?

У Ахкеймиона было что-то большее, потому что у него было нечто меньшее. У него был Инрау. Он облизнул губы.

— В Сумне убит наш агент… — он сглотнул, — мой агент.

— Приставленный, несомненно, шпионить за Майтанетом…

Пройас вздохнул, печально покачал головой, как бы заставляя себя произнести жестокие слова.

— Скажи мне, Ахкеймион, какая кара назначена соглядатаям в Тысяче Храмов?

Колдун моргнул.

— Смерть.

— И что? — взорвался Пройас. — И с этим ты явился ко мне? Одного из твоих шпионов казнили — за шпионаж! — и из-за этого ты заподозрил, будто Майтанет — величайший шрайя за много поколений! — в сговоре с Консультом? Только на этом основании? Поверь мне, адепт, если с агентом Завета что-то случается, это вовсе не означает…

— Дело не только в этом! — возразил Ахкеймион.

— Ну-ка, ну-ка! А в чем еще? Какой-нибудь пьяница нашептал тебе какую-то жуткую байку?

— В тот день в Сумне, когда я видел, как ты целовал колено Майтанета…

— Слушай, вот про это не надо, ладно? Ты просто не понимаешь, насколько неуместно…

— Он увидел меня, Пройас! Он узнал во мне колдуна!