Наследный принц подался вперед и налил себе чашу вина. Ни Ахкеймиону, ни Ксинему он вина не предложил.

— Но молитв недостаточно, верно? — продолжал Пройас. — Что-то непременно случается, какое-нибудь предательство или мелкая подлость, и сердце мое восклицает: «Да тьфу на них всех! Будь они прокляты!» И знаешь, Ахкеймион, именно вероятность спасает меня, не дает мне бросить все это. «А что, если?» — спрашиваю я себя. Что, если эта Священная война на самом деле божественна, является благом сама по себе?

На этих последних словах у него перехватило дыхание, как будто никакого дыхания не хватало, чтобы их произнести.

«Что, если…»

— Неужели так трудно — верить? Неужели это настолько невозможно — чтобы, невзирая на людей и на их скотские устремления, одна-единственная вещь, Священная война, была благой сама по себе? Если это невозможно, Ахкеймион, если в моей жизни так же мало смысла, как и в твоей…

— Нет, — ответил Ахкеймион, не в силах сдержать гнев, — в этом нет ничего невозможного.

Жалобная ярость в глазах Пройаса затухла, размякла от чувства вины.

— Извини, бывший наставник. Я не хотел…

Он прервался, чтобы глотнуть еще вина.

— Быть может, сейчас не самое подходящее время, чтобы трепаться о твоих вероятностях, Ахкеймион. Боюсь, Господь испытывает меня.

— Почему? Что случилось?

Пройас взглянул на Ксинема. Взгляд был озабоченный.

— Убиты невинные люди, — сказал он. — Галеотские отряды под началом Коифуса Саубона вырезали жителей целой деревни близ Пасны.

Ахкеймион вспомнил, что Пасна — это небольшой городок милях в сорока вверх по реке Фай, славящийся своими оливковыми рощами.

— Майтанет знает об этом?

Пройас скривился.

— Узнает.

И внезапно Ахкеймион все понял.

— Ты поступаешь вопреки его приказу. Майтанет запретил подобные вылазки!

Ахкеймион с трудом скрывал ликование. Если Пройас решился поступить наперекор своему шрайе…