Она проследила направление его взгляда — он смотрел на запястье ее левой руки.

— Ничего.

— В самом деле? Вообще-то я уже видел это «ничего». Это подделка татуировок, которые носят жрицы Гиерры, вот это что такое! В Сумне так клеймят шлюх.

— Ну, и что с того?

Мужчина ухмыльнулся.

— Я дам тебе двенадцать талантов. Медных.

— Серебряных, — возразила она. Ее голос звучал неуверенно.

— Раздавленный персик есть раздавленный персик, как его ни ряди!

— Ладно… — прошептала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Чего-чего?

— Ладно! Давай быстрее!

Он вытащил из кошелька монеты. Эсменет заметила, что сквозь его пальцы проскользнула разрубленная пополам серебряная монета. Она схватила потные медяки. Он задрал подол ее хасы и вонзился в нее. Она кончила почти сразу, выдохнув сквозь стиснутые зубы, и слабо застучала по его плечам кулаками с монетами. Он продолжал двигаться взад-вперед, медленно, но сильно. Снова и снова, каждый раз постанывая чуть громче.

— Сейен милостивый! — горячо выдохнул он ей в ухо.

Она снова кончила, на этот раз вскрикнув. Затем почувствовала, как он содрогнулся, ощутила последний, самый сильный толчок, глубоко, как будто он стремился добраться до самой ее середки.

— Клянусь Богом! — ахнул он.

Он вышел, выпутался из ее объятий. Он, казалось, смотрел сквозь нее.

— Клянусь Богом… — повторил он, уже с другой интонацией. — Что же я наделал?

Эсменет, задыхаясь, коснулась его щеки, но он отступил назад, пытаясь разгладить свою юбочку. Она мельком увидела цепочку влажных пятен, тень обмякающего фаллоса.

Он не мог смотреть на нее, поэтому отвернулся к светлому входу в тупичок. И побрел к нему, ошеломленный.

Она привалилась к стене и смотрела, как он оказался на солнце и наконец пришел в себя — или, по крайней мере, сумел сделать вид. Он исчез за углом, а Эсменет запрокинула голову, тяжело дыша, неуклюже разглаживая свою хасу. Потом сглотнула. Она чувствовала, как его семя течет у нее по ноге — сперва горячее, потом прохладное, как слеза, сбегающая к подбородку.