Титирга вызнал о них хитрыми, непрямыми способами, осторожно подкрадываясь окольными путями, что привели к этой встрече с обоими его противниками — человеком и инхороем. Его манера держаться, мгновением ранее казавшаяся лишь проявлением ленивого высокомерия, теперь представлялась осторожной и выжидательной.

— Титирга… ты явился сюда, чтобы убить?

В первый раз этот человек сумел его удивить.

— Ну разумеется.

Шесть дней.

Шесть дней Кетъингира, славнейший из сику, самый опасный и ненавидимый из них, стоит перед Высоким Порогом, мистические Напевы возносятся, терзая Сущее, руки его распростерты. Мириады математических игл, собранных в парящий перед ним, искрящийся ослепляющей белизной диск, бесконечно бьют, пронзая фрактальные сплетения Преград.

И Шеонанру, сына простого подскарбия[13], сумевшего возвыситься и стать великим магистром Мангаэкки, владыкой школы Проницательности, пронзило иным, отличным от привычного, ужасом, шипение которого развеяло тревожный гул его роящихся мыслей. Он, будто пораженный внезапно нахлынувшим отвращением, сделал четыре быстрых шага назад, с трудом подавляя в себе желание съежиться, зная, что в любое мгновение между ударами сердца он может быть разорван в клочья, размозжен или иным жутким способом вырван из этого мира, и тогда…

— Убить меня? — услышал он собственный хрип, весьма далекий от возгласа храбреца.

В ответ герой-маг обрушил на него раскаты своего знаменитого хохота, что вдохновили столько баллад. С этой своей бородой и в плаще, сшитом из волчьих шкур, он выглядел диким и неистовым, в точности соответствуя всем легендам, сложенным о его неудержимости. Со своей неявной, необычно окрашенной Меткой, не виданной ни у человека, ни у нелюдя, он казался существом, исполненным невероятной мощи.

— Нет, мой друг, — сказал он, вонзив свой взгляд в нечеловеческую громаду инхороя, — я явился убить вот эту… непристойность.

Настал рассвет новой эры. Со времен Праотца человек всегда рек свои повеления Сущему. Начиная от первых шаманов, человек взывал, и реальность отвечала велениям своего брата, обманщика и убийцы. Но ведь был и другой путь, лишенный вероломных крючков, возникающих из игры со смыслами и значениями, позволяющий с муравьиной кропотливостью строить невероятное многообразие форм из мельчайших частичек Сущего. Сила, которая, будучи должным образом обработанной и оформленной, может, постоянно ускоряясь, распространяться сама по себе. И проскальзывать в промежуток, разделяющий необходимое и желанное. Сила, способная выкорчевывать города и швырять их сквозь Пустоту.