— В основании Воздетого Рога… Да.

— Тогда тебе должно быть известно, что с ними произошло.

Порыв сквозняка скользнул по залу, освежая застоявшийся воздух. Вплетенный в бороду героя-мага младенческий череп, на котором, колеблясь, играли отблески пламенеющих треножников, казалось, усмехался. Шеонанру беспокоила полная неподвижность своего противника, не сошедшего с места с тех пор, как они ступили под своды Ашинны. Титирга всегда производил впечатление, будто он вырезан из прочного дуба, но сейчас, когда он стоял, переводя тяжелый взор с человека на инхороя и обратно, казалось, что он и вовсе высечен из камня. Сама несокрушимость.

— Мин-Уройкас пал, — ответил герой-маг, — ишрои, как и квуйя, тщетно пытались уничтожить Ковчег. Они узнали о Золотых Палатах и Обратн…

— От Нин-Джанджина, — неожиданно для себя самого прервал его Шеонанра. Зачем? Зачем повторять это имя? Кое о чем не стоит вспоминать, не стоит говорить…

— Да, от Нин-Джанджина, — повторил Титирга, и какое-то не вполне понятное чувство отразилось в его глазах, — и поскольку они знали, Ниль’гиккас избрал Троих, которым повелел войти туда. Двоих прославленных своей отвагой ишроев — Миссарикса и Ранидиля — и одного квуйя… — он запнулся, как будто бы ненависть сжимала ему зубы и приходилось прилагать усилия, чтобы протолкнуть сквозь них это имя, — … Кетъингиру.

Шеонанра, хихикая, обернулся к инхорою.

— Он знает! — в его искаженном голосе сквозило какое-то подобие безумия. — Он знает!

— Я знаю только то, что сказал мне Ниль’гиккас. Храбрецы Миссарикс и Ранидиль вернулись, визжа от ужаса…

Да. Шеонанра тоже визжал… какое-то время. И рыдал как дитя.

— …И Кетъингира дал своему королю совет — убить их обоих.

Лающий смех.

— Он сказал тебе, почему?

Пристальный взгляд.

— Потому что им больше нельзя было доверять. Они были околдованы… Одержимы.

— Нет! — услышал Шеонанра собственный вопль. — Нет!

Он ли это — мотающий головой, как вол, которого донимают мухи, заламывающий руки, как старуха на похоронах.

— Потому что они узрели Истину!

Титирга взирал на него с нескрываемым отвращением.

— Именно такую форму всегда и принимает одержимость. И тебе известно, что…