– Найю… оставь меч… Пожалуйста.

Скюльвенд моргнул и увидел свой зазубренный клинок, хотя не помнил, как обнажил его. Свет лился по нему, словно вода.

– Я Найюр урс Скиоата, – сказал он. – Самый жестокий из людей.

– Нет, – мягко сказал Моэнгхус. – Ты лжешь, чтобы спрятать свою слабость от других людей, столь же слабых, как и ты.

– Это ты лжешь.

– Но я вижу твою суть. Я вижу… твою истину. Я вижу твою любовь.

– Ненавижу! – закричал Найюр так громко, что зал откликнулся тысячегласым шепотом.

Хотя и слепой, Моэнгхус опустил глаза задумчиво и печально.

– Столько лет, – проговорил он. – Столько зим… Все, что я показал тебе, изранило твое сердце, оторвало тебя от Народа. И теперь ты считаешь, что я виноват во всем, чему тебя научил.

– Кощунство! Обман! – Горячая слюна обжигала небритый подбородок скюльвенда.

– Тогда почему это тебя терзает? Разоблаченная ложь разлетается как дым. Ранит правда, Найю, да ты и сам знаешь… Ибо ты горел в ее огне много лет.

Найюр вдруг ощутил мили почвы над их головами, вывернутую изнанку земли. Он забрался слишком далеко. Он спустился слишком глубоко.

Меч выпал из потерявших чувствительность пальцев, жалобно зазвенел по полу. Лицо Найюра дрогнуло, как дергается схваченный хищный зверь. Всхлипывания отдались эхом от резных стен.

Моэнгхус обнимал его, окружал его собой, лечил его бесчисленные шрамы…

– Найю…

Моэнгхус любил его… человека, который нашел его и повел в неизведанную степь.

– Я умираю, Найю, – с жаром шептал Моэнгхус. – Мне нужна твоя сила…

Бросил его. Покинул.

Найюр любил только его. Во всем мире – его одного…

«Плаксивая баба!»