– Хочешь узнать секрет? – проворковал тоненький голосок. Крошечное личико расплылось в улыбке, словно эта противоречивая игра доставила птице неожиданное удовольствие.

Слишком изумленный, чтобы испугаться, мальчик кивнул и крепко стиснул кошель с драгоценной солью.

– Тогда подойди поближе.

Глава 17. Шайме

Глава 17. Шайме

Говорят, вера – это просто надежда, которую спутали со знанием. Зачем верить, если достаточно одной надежды?

Айенсис считал, что единственным абсолютом является невежество. Согласно Парсису, он говорил своим ученикам, что знает только одно: сейчас его знания больше, чем когда он был ребенком. Такое сравнение, сказал он, является единственным гвоздем, на котором можно закрепить отвес знаний. Это утверждение мы и называем знаменитым «Айенсисовым гвоздем». Именно это не позволило великому киранейцу впасть в сокрушительный скептицизм Нирсольфы или бессмысленный догматизм, свойственный почти каждому философу или теологу, решившемуся пачкать чернилами пергамент.

Но метафора «гвоздя» тоже несовершенна. Это проявляется, когда мы путаем символ с тем, что он символизирует. Как цифра «ноль», которую нильнамешские математики используют для объяснения таких чудес, невежество замыкает все наши разговоры, является незримой границей всех наших споров. Люди всегда ищут некую точку, рычаг, чтобы с его помощью перевернуть и опровергнуть все противоречащие утверждения. Невежество этого не дает. Зато оно дает возможность сравнивать и уверенность, что не все утверждения равнозначны. По мнению Айенсиса, это именно то, что нам нужно. Ибо пока мы признаем свое невежество, мы можем надеяться уменьшить его, а пока мы способны совершенствовать наши заявления, мы можем возвыситься до Истины, пусть даже в грубом приближении.

Именно потому я оплакиваю свою любовь к великому киранейцу. Вопреки его бездонной мудрости, есть множество вещей, в коих я абсолютно уверен. Они питают ненависть, которая движет вот этим самым пером.

Весна, 4112 год Бивня, Шайме

Сифранг плыл в небесах как пьяный, его вопль звучал на пределе слышимости этого мира. Болтаясь в его когтях, Ахкеймион видел сражавшихся внизу людей, превратившихся в точки и пятна, видел смазанную кляксу пылающего города. Кровь твари срывалась вниз горящими каплями, как нефть.

Земля приближалась по спирали…

Ахкеймион очнулся, еле живой, и вдохнул пыль, которую даже не мог выплюнуть. Он сумел открыть один глаз и видел лишь торчащие из песка стебли травы. Он слышал шум моря – Менеанорского моря, – бившегося о близкий берег.