У Ранула вырвался долгий вздох облегчения. Остальные смотрели на Сэми. Хотелось что-то сказать ему, но что? Эриш товарищески коснулся его плеча, другие сделали то же. Сэми в свою очередь кивнул каждому и вышел вперед. Зрители обрадованно зашумели. Гальяр уже шел по песку, и с ним двое солдат. Они взяли Сэми за плечи.

Потом трибуны притихли: купец Голдин вновь поднялся и приготовился говорить. В этот раз его голос показался Эришу каким-то далеким и тонким, да и сам он будто стал меньше ростом. Эриш нахмурился, а в животе ледяным комом залег ужас.

– Император, в своей непостижимой мудрости, распорядился… – выкрикнул Голдин, – что преступника следует предать смерти по обычаю, доставшемуся нам от древних богов. Он будет жариться живым, пока не умрет!

Наступила оглушительная тишина. И ее прорезал тонкий визг, в котором не было ничего человеческого. Эриш увидел, как Сэми рвался из рук стражников. Его лицо было обращено к недавним товарищам, рот раскрыт в крике, глаза побелели от ужаса.

Толпа зрителей разразилась восторженными криками…

25

25

Феллу Эрону Ли терпения было не занимать. Его научили этому опыт и необходимость. В жизни солдата долгие дни одуряющей скуки перемежаются с мгновениями безумного страха. Фелл давно выучился справляться с днями, неделями, а то и месяцами безделья. В молодости он обнаружил, что, прикрыв глаза и разогнав лишние мысли, можно достичь островка спокойствия, укрытого от звуков и зрелищ окружающей жизни. Уход в подобное состояние потребовал немалых упражнений: слишком легко было отвлечься на чей-то смех, громкий разговор, зуд от одежды… Мешали и блаженные мечты о чувственных наслаждениях, свойственные юным мужчинам. Опять же, тогда у него впереди была целая жизнь, чтобы практиковаться.

Фелл был солдатом уже больше тридцати лет. Состояние внутреннего спокойствия до сих пор давалось ему не без некоторого труда. Особенно в тесной камере с двумя товарищами по заточению. Но если уж удавалось его достичь, Фелла иногда вознаграждало настоящее откровение.

Например, после долгих недель плена он вдруг осознал, что не хочет больше быть солдатом. Он прожил целую жизнь, убивая людей. В основном мужчин, но случалось и женщин… даже детей иногда. Он редко встречал кого-то, кто не имел бы отношения к армии. А вот Мэйсон солдатом не был. По крайней мере, на действительной службе не состоял. И Фелл наслаждался беседами с ним так, что и выразить нельзя. В своих разговорах они, можно сказать, путешествовали по всему миру, касались истории и верований, астрономии, музыки, землепашества и скотоводства. Мэйсон был умен и начитан. Фелл, со своей стороны, за всю жизнь ни единой книги не прочитал, но за долгие годы службы довольно наслушался чужих разговоров. Многие его товарищи по оружию в своей мирной ипостаси были земледельцами, учеными, кузнецами, а то и учениками жрецов, пока их не призвала война. Теперь Фелл с удивлением осознавал, сколь многого успел от них нахвататься. Каждый день он с нетерпением ждал очередной встречи с Мэйсоном. А потом, возвращаясь в камеру, подолгу размышлял над прошедшей беседой.