— Ах уж эти молоденькие девицы!
ГЛАВА 15
ГЛАВА 15
Эта земля, равнина распростерлась куда-то в бесконечность, и повсюду на ней, насколько хватало глаз, творилось насилие, и места для сцен мучений, казалось, не хватает; раздираемые на части и истязаемые оглашали воздух сдавленными стонами и криками, вонь человеческих нечистот и горелой разлагающейся плоти насыщала воздух. Глазам было больно от этой фрактальной множественности — истязание нанизывалось на истязание, нанизывалось на истязание, нанизывалось на истязание до бесконечности, — которая словно ждала в очереди, отмечала время, когда глаза дойдут до очередной сцены, чтобы задержаться, осмыслить происходящее, впитать в себя, гарантируя непреходящий кошмар.
Это было казавшееся бесконечным пыточное царство, в котором заправляли слюнявые широкоглазые дьяволы, не имеющий конца мир невыносимой боли, невообразимых унижений и абсолютной, безграничной ненависти.
…Она решила, что в этом есть какая-то извращенная красота, почти праздничная избыточность в той изобретательности, которая, видимо, потребовалась, чтобы создать такую изощренную жестокость. Само это зверство, абсолютная порочность происходящего поднимали его до уровня высокого искусства; у этого ужаса было какое-то необыкновенное свойство — абсолютная склонность к мучительству и пороку.
Она решила, что все это не лишено и доли юмора. Это был юмор детей, подростков, — вознамерившихся ужаснуть взрослых или довести что-то до такой крайности, чтобы потрясти даже своих товарищей, — это был юмор, имеющий целью выжать последнюю каплю двусмысленности или причудливых ассоциаций из любого, пусть даже и отдаленно допускающего двойное толкование предмета, исключить малейшее упоминание всего, что может иметь хотя бы самое отдаленное отношение к сексу, продуктам выделений или любой другой функции, связанной с простой повседневной деятельностью биохимического организма; как бы к этому ни относиться, но это был своеобразный юмор.
Когда Прин проскочил через ворота, а она — нет, когда мерцающий синевой дверной проем, который она воспринимала лишь периферией сознания, отринул ее, отбросил назад в стонущие пределы мельницы, она улеглась на влажные доски пандуса и увидела, как рассеивается синий мерцающий туман, а дверной проем затягивается чем-то похожим на серый металл. Она слышала, как воют, бранятся и спорят хищные демоны. Они были на некотором удалении от нее, на том уровне, где Прин — в обличье еще более крупного демона — раскидал их в стороны несколько мгновений назад, после чего прыгнул — вместе с нею — в сияющий дверной проем. У нее создалось впечатление, что демоны пока еще не заметили ее.