– Ты еще куда? – он пыхтит как паровоз.
– С вами…
– Пустят только медиков.
– Ну, скажи что я с тобой.
– Да щас! Кто это вообще, Жора? – недовольно и громко спрашивает медсестра.
– Мужик! – говорит Жора. – Вали по-хорошему! На входе менты, они тебя не пустят по любому. Режимный объект. Министерство, понял?
Кровник делает еще несколько шагов и останавливается. Он видит, как Жора и медсестра подбегают к большому прозрачному предбаннику и стучатся в толстое стекло. Как милиционеры в бронежилетах с автоматами открывают им двери.
Кровник, пытаясь отдышаться, стоит, глядя как белые халаты, исчезают внутри. Потом спускается вниз.
Усатый водила Семен с дымящейся сигаретой стоит у своей дверцы.
– Это… – говорит он, – развернусь-ка я пока…
Кровник кивает.
Семен затаптывает окурок и заводит авто. Не спеша трогается и едет в конец проезда. Кровник остается один. Он, задрав подбородок, пытается заглянуть в окна первого этажа. Становится на цыпочки, тянет шею. Потом хмурится. Возвращается на несколько шагов назад, к крыльцу и внимательно всматривается в большие мраморные доски с золотыми буквами, по обеим сторонам входа. Слишком далеко. Отсюда не прочесть… Видны только раскоряки двуглавых орлов… Но он сам понимает, что и не пытается читать. Что ему все равно, что написано на этих досках. Ему почему-то важно то, как они расположены в пространстве. Даже не они, а крыльцо.
Он чувствует онемение под ребрами. Он уверен, что сейчас посмотрит влево и увидит ее. Он смотрит влево.
Она там. Эта огромная женщина, распростершая свои руки в стороны. Глядящая сверху вниз своими глазами идеальной формы. Глядящая прямо на него. Мозаичное панно в пять этажей высотой. Из мелкой – меньше спичечного коробка – цветной кафельной плитки. Триумф советского изобразительного искусства на глухом торце соседнего здания. Эта огромная женщина в окружении геометрических фигур, изображающих космические аппараты и планеты. Она словно пытается обнять дом, расположенный перед ней. Пылающий оранжевый шар позади нее. Кафельное Солнце. Оно тоже здесь. Кровнику почему-то неприятно их видеть – Солнце, планеты и женщину.
Он переходит на противоположную сторону улицы, идет по проезжей части, словно прислушиваясь, и чувствует, как вибрирует асфальт под его ногами. Как он мелко дрожит: метро.
Он становится на бордюр и оборачивается.
Отсюда он видит и здание с орлами, и панно, и телефонную будку чуть дальше по улице.
Будка ему тоже не нравится. Он чувствует неожиданный приступ тошноты. Почему?
Он ставит кейс на землю и ощущает, как шевелятся волосы на теле: