«КИНО». Эти буквы снятся ей горящими в ночи на крыше кинотеатра в темном ночном квартале. Снятся другие буквы, зажигающиеся на домах города, по которому она идет. Незнакомые буквы не похожи на любые другие буквы, которые она видела до этого. Это огненные руны, горящие холодным электрическим светом безликих трубок дневного света. Они возникают, сменяя друг друга и все ускоряясь. Она блюет рядом с кроватью. Ей ужасно плохо. Она думает, что она умирает. Боже, почему она не слушала маму! Она плохая! Боже, какая же она плохая! Зачем она с ним целовалась?! Ей же говорили! Ее же предупреждали! Она плохая девочка, и как все плохие девочки, заразилась сифилисом и триппером, и теперь она умрет! Она еще раз блюет какой-то темной жижей и падает в постель. Она не в силах оторвать голову от подушки, потому что голова весит тонну. Она падает в сон, как гиря. Продавливает кровать, пол, межэтажные перекрытия. Она проваливается в погреб сна и никак не может выйти из него. Бредет босая по утоптанной сырой земле, от которой стынут не только ступни, но и сердце. Она идет по коридорам, спускается по каким-то ступеням все ниже и ниже и никак не может понять – куда же еще ниже?!! Она бредет по улицам города, задирая голову и пытаясь высмотреть сияющие руны на его крышах, но понимает, что это не тот город, это другой город. Страшный, опасный город. И это вообще не город, это декорация. И что сейчас ее сожгут из огнеметов. Что сейчас огненный шторм сметет лично ее с лица земли вместе с этими картонными домами. Она видит на востоке зарево и бежит от него, лезет в подвал через узкую щель. Она почти голая, в футболке, трусах и носках. Она на ощупь находит какую-то мягкую распотрошенную перину, заползает в нее, постанывая, и лежит в бреду, зарывшись с головой. Ей плохо, потом очень плохо, потом становится так плохо, что она думает: «я умерла» и вообще перестает чувствовать свое тело. Она словно парит в тополином пуху. Словно несет ее по ветру как семечко. Она чувствует, что за стенами этого подвала, там – на поверхности – бушует пожар. Там выжигает все под чистую Страшный Враг. Прилетевший из-за самых далеких звезд. Она хочет проснуться, но никак не получается. И она покорно спит дальше. Ей снится, что она висит в пуху целый день. А потом она вдруг чувствует, что наверху все стихло, что враг ушел. Она чувствует, потому что проснулась? Или наоборот? Она выбирается из своего подмятого телом гнезда и смотрит на свою перину со стороны. Ей снится, что это стекловата, которой утепляют трубы отопления. Она понимает, что это – ну, конечно же, сон – только во сне можно спать в стекловате весь день. Реальная стекловата хуже крапивы. Уж она-то знает. Она выбирается из подвала в узкое оконце; кажется, сюда она так и попала. Она голая, совсем голая, но это же сон, и ей совсем не холодно. Она видит, что декорация хорошо отстроена: многие здания кажутся настоящими. В них даже видны редкие желтые прямоугольники, изображающие окна. Остальные настолько из рук вон плохо сделаны, что она видит спящих в них статистов. Она идет по городу и слышит, что кто-то идет навстречу. Кто-то странно пахнущий и громко кричащий. Их несколько – она чувствует это, они идут и кричат, она не понимает, что ей делать, и просто прячется в ближайшие кусты. Они выбегают из-за поворота как стая бешеных псов. Она слышит их неприятный язык, похожий на лай, от которого у нее судороги по всему телу. Они выхаркивают одинаковые слова, вереща одно и то же по кругу: