«Глупая пружинщица. Радуйся тому, что тебе дают сейчас».
Повисает долгая пауза. Наконец он спрашивает:
– Думаешь, Райли не убедить? Все-таки деловой человек.
Эмико прислушивается к его дыханию – может, он хочет купить ей свободу? Будь Андерсон-сама японцем, такое молчание можно было бы понять как осторожное предложение.
– Не знаю. Райли-сан любит деньги. И еще, по-моему, любит смотреть, как я мучаюсь.
Она выжидает, ловит любой намек на ход его мыслей, но Андерсон-сама больше ни о чем не спрашивает, и догадка остается догадкой. Эмико чувствует жар его тела совсем близко. Он хочет услышать еще что-то? Если не отвечает человек воспитанный – это равнозначно пощечине, однако гайдзинам чужды такие тонкости.
Эмико собирается с духом – заложенные генами, вбитые муштрой непреложные законы душат ее слова – и, превозмогая унижение и собачью покорность, продолжает:
– Я теперь живу прямо в баре. Райли-сан платит за меня взятки втрое больше прежних – и кителям, и другим барам, но не знаю, сколько еще продержусь там. Похоже, места мне скоро не будет.
– А ты… – Он нерешительно замолкает. – Ты могла бы жить здесь.
Сердце Эмико бьется быстрее.
– Боюсь, Райли-сан узнает.
– На таких, как он, есть методы.
– Ты можешь освободить меня от него?
– Вряд ли мне хватит денег тебя выкупить.
Надежды Эмико разбиты, но Андерсон-сама продолжает:
– Сейчас очень неспокойно, я не стал бы злить Райли и вот так просто уводить тебя – он же нашлет сюда белых кителей, это слишком большой риск. А вот разрешить тебе спать здесь – такое можно устроить. Ему самому так будет меньше риска.
– Но разве тогда не возникнет проблем у тебя? Кители тоже не любят фарангов. Ты очень рискуешь.
Андерсон-сама нежно привлекает податливую Эмико к себе.
– Немного же ты желаешь, – говорит он и медленно, задумчиво проводит пальцами по ее животу. – Нас ждут большие перемены. А может, и вас, пружинщиков. – Потом добавляет таинственно: – Белые кители и их законы – это не навсегда.