Светлый фон

Мимо проходит патруль. Старик отступает подальше в тень и вспоминает, что зеленые повязки начинали точно так же: бродили по ночам и высматривали распущенные влюбленные парочки, которые держались за руки.

В те дни Хок Сен наставлял своих детей вести себя осторожнее и втолковывал: время строгих нравов приходит и уходит, и даже если у них нет вольницы, какая была у родителей, – что с того? Разве голодают, лишены семьи и добрых друзей? А за высокими стенами родительского дома уже не важно, что думают зеленые повязки.

Снова патруль. Хок Сен отходит еще дальше. В промышленный район никак не проскользнуть – кители твердо решили перекрыть кислород Торговле и навредить фарангам. Махнув рукой, старик шагает окольным путем по переулкам-сой назад к своей лачуге.

Все министерские были продажными – все, кроме Джайди. По крайней мере так говорят. Даже «Саватди Крунг Тхеп», газетка, которая больше остальных благоволила капитану, а потом во время гонений порочила его, теперь полоса за полосой превозносит народного героя. Джайди слишком любили – таких нельзя просто порвать в клочки и отправить, как останки животного, на переработку в метан. Кто-то должен понести наказание. А раз винят министерство торговли, то Торговле и достанется. Вот поэтому закрыты фабрики, якорные площадки, доки, улицы, и Хок Сену нет туда пути – ему ни купить билета на парусник, ни уйти по реке к руинам Аютии, ни улететь дирижаблем в Калькутту или Японию.

Он шагает вдоль причалов. Кители, само собой, тут как тут. Рядом небольшими группками на земле без дела сидят рабочие. Метрах в ста от берега, чуть покачиваясь на волнах, на якоре стоит красавец корабль, похожий на тот, каким когда-то владел сам Хок Сен: последняя серия, стремительный корпус из пальмовых полимеров, подводные крылья, паруса; быстрый, вместительный – стоит и манит. А старик смотрит с берега и понимает, что до этого борта ему далеко, как до Индии.

Хок Сен, собравшись с духом, шагает к торговцу, который жарит в глубоком воке на тележке модифицированную тиляпию. Без информации совсем плохо – надо разузнать хоть что-нибудь. А если тот поймет, что говорит с желтобилетником, и позовет кителей, которые стоят на дальнем краю причала, убежать время будет.

Старик осторожно подходит и, кивнув на парусник, спрашивает:

– Туда можно как-то попасть?

– Никак. Никого не пускают, – ворчит торговец.

– Вообще никого?

Тот хмуро показывает в темноту на рабочих, которые, скучившись у его радиоприемника, сидят на земле, курят и играют в карты.

– Эти вон уже неделю ждут. И ты, желтобилетник, подождешь, как все люди.