– Вот это меня и удивляет больше всего.

– Но ты… Гвейр, ты позволишь мне попытаться? Ты не…

Гвейр вздохнул.

– Я не приму твою сторону. Но и не стану препятствовать, если вдруг она все-таки выберет тебя. Это все, что я могу обещать.

– Спасибо, – прошептал Рольван.

Он испытал облегчение, хоть и понимал, что получить благословение ее брата, если только это неохотное согласие можно считать благословением – меньшая из стоящих перед ним задач. Но все же ему стало легче, и собственные притязания уже не казались преступными. Невольно подсказанная Гвейром мысль, что боги, возможно, окажутся на его стороне, еще усиливала это чувство. Он обнаружил, что улыбается, в первый раз с тех пор, как очутился в этом мире, и постарался это скрыть. Гвейр насмешливо хмыкнул, и Рольван, смущенный, поспешил улечься спать.

Глава семнадцатая, неловкая

Глава семнадцатая, неловкая

Здесь я окончу рассказ, но приходи снова, и ты услышишь о краях еще более чудных, подобных которым ты никогда не видел, о жутких тварях, которые питаются человеческой кровью и оттого делаются бессмертными, о могучих колдунах и волшебных животных, наделенных человеческой речью. О многом ты услышишь, если вернешься сюда опять и сядешь у огня. Но теперь светает, и время нам проститься.

По всему можно сказать, что ни один из народов мира не сравнится с этим в любознательности и любви ко всяким приключениям, в безумной отваге, с которой они торопятся затеять войну или поединок; но не только в этом, а также и в количестве нарушенных планов, во всякой нерассудительности, ибо во всем и всегда лианды руководствуются страстью, а не рассудком.

Когда же увидела, что он предпочел ей любовь смертной, пришла в великую ярость и сказала так: не думай, что останешься ты безнаказанным, ибо оскорбил богиню. Но он сказал: «Я не боюсь».

Легкий аромат дыма стал первым признаком тревоги – далекий и почти незаметный, но в здешнем воздухе любые запахи расходились далеко и сразу же привлекали внимание. Рольван молча переглянулся с Гвейром – говорить тут было не о чем, призывать к еще большей осторожности не имело смысла. Они и так крались, словно воры, держась в тени холмов и бегом пересекая открытые пространства, непрестанно озирались и только что не заметали за собою следы.

Рольван поудобнее перехватил копье, Гвейр снял со спины лук и поправил за поясом связку со стрелами. Их со всех сторон окружали холмы. Солнце слепило глаза, отражаясь от множества невысоких вершин – позади и впереди, везде. Казалось, они блуждают среди застывшего в волнении моря. Странное ощущение, похожее на тепло, но теплом не бывшее – Рольван не знал ему названия, – исходило от амулета, что висел на груди под рубашкой, и подтверждало, что они движутся в правильном направлении. Впервые появившись в тот день, когда расстались с Омой, оно делалось все увереннее, или же просто Рольван научился лучше его понимать. В противном случае он давно уже запутался бы в здешнем белом однообразии. Что до Гвейра, то он, по обыкновению, шагал уверенно, будто держал в голове карту. Рольван так и не сказал ему про амулет.