Их пихали и незлобно подхлестывали здоровенные раскормленные детины в полосатых халатах:

– Шевелись! – Шлеп по жалко сведенным лопаткам. – Шевелись! – Шлеп по худой хребтине.

– Скоты… – сердито пробормотал надсмотрщик. – Еле плетутся, мы ж на молитву не успеем…

– Мотыги складываем справа! – Шлеп, шлеп.

Шаркающие и позванивающие тени сгибались и с бряканьем валили в кучу садовый инструмент. И исчезали в черном проеме раскрытых ворот сарая.

– О Всевышний! – выдохнул лежавший рядом Марваз.

Хунайн хотел было показать ему кулак: чего, мол, шипишь, но проследил взгляд ятрибца и не стал грозиться. О Всевышний.

В толпе рабов брели и женщины – такие же изможденные и грязные, с черными худыми ногами и обстриженными волосами. На некоторых сверху намотаны были тряпки. А некоторые и тряпками не прикрылись. Плоские груди бесстыдно болтались, на чумазых лицах не отражалось ни единой мысли. Рабыни плелись, подволакивая ноги, подобно тощим козам с пустым, выдоенным выменем. Женщин сковывала одна длинная цепь: на нее нанизали чуть ли не с дюжину несчастных.

Бормоча ошалелые молитвы, Хунайн со спутниками забыли об осторожности – и подскочили на четвереньки, когда над ними прозвучало заботливое:

– Почтеннейшие, вам где коврики-то стелить?

Куфанец быстро вскарабкался на ноги и уставился в улыбающееся лицо хозяина усадьбы:

– А-ааа?..

– На молитву пора, – покивал тот чистой муслиновой чалмой. – Просим вас, уважаемый, быть этим вечером нашим предстоятелем.

– Ааааа…

И Хунайн, не в силах выдавить ни слова, обернулся к дорожке.

В сарай загоняли последних невольников – кашляющего, вздрагивающего острыми плечами светлокожего мужчину и полуголую женщину, почему-то с обрывком веревки на шее.

– Там… женщины… – глупо выдавил куфанец, так же глупо тыча в закрывающиеся с громким скрипом дощатые створы.

– Ах, женщины! – расцвел хозяин. – Ну что вы, почтеннейший, разве это женщины? Это рабочая скотина. Их при сборе плодов к деревьям приходится привязывать – чтоб не толкались и не разбредались, до того тупы. Женщины ждут вас в доме! Я велел умастить и приготовить для вас трех самых красивых рабынь. Нам ничего не жалко для наших храбрых освободителей, о достойнейшие из потрясателей копий!..

Куфанец сглотнул и переглянулся со спутниками – те тоже успели вскочить на ноги.

Нужно бежать отсюда, мелькнуло в голове. Бежать. И доложиться в ставке. В широко раскрытых глазах Марваза и Рафика читались точно такие же мысли.