Собственно, врагов нигде не наблюдалось. Карматы как в воздухе растаяли. Армия халифа беспрепятственно продвигалась к столице аль-Ахсы, укрепленному городу Хаджар – вроде как туда стягивались вражеские силы.

А в каждом вилаяте их встречало ровно одно и то же: улыбчивые лица местных, прославляющих Всевышнего и эмира верующих.

И пустые глаза рабов, подносивших мешки с припасами.

По войску пустили приказ не задираться с мирными жителями. Впрочем, желающим выкупить единоверцев из тяжкого рабства тоже не препятствовали. Говорили, что в Хамаде эмир верующих пожертвовал на освобождение девяти несчастных.

Оставив каида Хунайна надзирать за сбором продовольствия, Марваз поплелся прочь – и тут же вышел на площаденку, на которой скрипел оглоблями громадный ворот. Да и нория, которую он приводил в движение, оказалась ему впору – здоровенная, в три человеческих роста. Черпаки водяного колеса сочно шлепали по поверхности водоема, мерно выплескивая влагу в глубокий желоб.

Оглобли ворота вертел старик на пару с осликом.

Невольник с усилием налегал на бревно, со звяканьем подволакивая прикованную ногу. Марваз сжал зубы: да что ж такое… Куда ни пойдешь – везде то же самое!

Каид вгляделся в равнодушное лицо старого раба и вздрогнул: знакомые черты! Несомненно, перед ним Ваддах, сосед-переписчик, пропавший пять лет назад после карматского налета! Правда, соседу в ту пору и тридцати еще не стукнуло, а по заваленной соломой и пометом земле шаркал старик, но уж больно приметный нос крючком! Да и кожа смуглая, очень смуглая, наособицу даже среди темнолицых ятрибцев!

Каид быстро подошел и позвал:

– Дядя Ваддах!..

Старик даже не взглянул в его сторону.

– Дядя Ваддах!

Марваз налег грудью на здоровенное бревно ворота, и тот со скрипом остановился. Ослик жевал волосатыми губами. Старик помигал запавшими глазами и посмотрел на каида.

– Дядя Ваддах? Это вы? Я Марваз, сын Галиба-копейщика! Помните меня, дядя Ваддах?

Осел ревнул и, пользуясь передышкой, пустил тугую вонючую струю. Невольник снова помигал и, задрав подол короткой рваной рубахи, повернулся к столбу ворота и сделал то же самое. Струи мочи потекли ему под босые ноги, пыль, в которой тянулась цепь от щиколотки, промокла и потемнела.

Старик пожевал губами и тупо налег ладонями на бревно оглобли. Марваз сглотнул и отступил в сторону. Ворот натужно заскрипел, затопал копытцами ослик.

– Эй, каид!

На площаденку, запыхавшись, выбежал Рафик:

– Идем, Марваз, во имя Всевышнего! Так ты отстанешь от войска!

– Это он. Это дядя Ваддах, – тихо сказал ятрибец. – Мой сосед.