– Держи.
Стеклянные глаза вдруг сморгнули – и открылись совсем осмысленными. Полными боли. И стыда.
Человек упал на колени, прижал к впалой груди свертки с деньгами и зарыдал:
– Меня зовут Халид! Халид! Меня зовут Халид! Меня зовут Халид! Халид!
– Иди с миром, Халид, – тихо сказал куфанец. – Ты свободен.
Повернулся к всхлипывающему человеку спиной и пошел прочь, в темноту.
На ночлег они устроились и вправду в канаве. Точнее, рядом с канавой, в густом ивняке по соседству с джунгарским лагерем. Степняки, видно, брезговали разбредаться по усадьбам и встали, как привыкли, на открытом месте.
Разложив поклажу и расстелив коврики, все трое растянулись на земле и уставились в высокое черное небо.
– Я вот всё думаю… – начал было Рафик.
И осекся. Все трое «всё думали». И ничего не могли придумать. Деньги кончились. Следующая выплата – через две недели. У хозяина усадьбы тоже наверняка все в порядке с документами и купчими на рабов. И с выплатой закята тоже.
– Паршиво-то как, – подвел итог невысказанным мыслям Рафик.
– Погоди, – пробормотал Марваз. – Чует мое сердце, это только начало…
После такого обнадеживающего напутствия все трое вздохнули, накрылись одеялами – и захрапели.
Ночь внимательно смотрела на них с черного неба, изредка смигивая звездами.
* * *
* * *
Наблюдая, как снуют и подтаскивают припасы местные, Марваз недовольно морщился. Вид сытых, лоснящихся морд райских насельников приглашал его к кулачной драке. Но какой смысл в драке? Какой вообще смысл в этом походе, если мы… Тут Марваз спохватывался и прекращал думать крамольные мысли.