Нетерпеливо фыркая и шевеля ушами, сумеречники начали выдвигаться в устье улочки.

Когда темные струи потекли вверх по фасаду оскверненного храма, сверху послышались дикие человеческие крики. Встреча с враждебным маридом может обернуться большими неприятностями: в недневном облике ползучий дымок – все равно что рука. С когтями. Страшно подумать, что она может сделать, если просочится в рот. Или в нос. Или в ухо.

Крики ужаса и боли нарастали. Облизывая губы, Намайо не сводил глаз с белой фигуры на бледном коне.

Резкое треньканье сдавшегося металла и грохот обвалившихся дверей – площадь так плотно заволокло дымом и пылью от рушащегося портала, что ворот не было видно, – сказал все, что нужно.

Тарег-сама тронул сиглави и медленно скрылся в дыму.

Меамори спешился и опустился на одно колено, провожая своего князя в бой. Примеру аураннца последовали все остальные.

* * *

Внутри мертвая масджид раскрывалась бесконечными пролетами арок, разграничивающими длинные широкие залы. Вон ряды черных колонн с белыми арками – и под ними пол шахматных цветов. А вот пристроили новый зал – с пятнистыми розоватыми мраморными столбиками и пролетами из песчаника.

Коня Тарег отпустил еще у ступеней – и пожалел, что поехал через площадь верхом. Сиглави закидывал башку и пытался свечить: он не хотел умирать, совсем не хотел, а смерть ползла по этой площади, обвивалась вокруг ног, струилась над головой, и конь это чувствовал.

Митама настороженно пофыркал у локтя:

– Хм-хм-хм… а здесь и впрямь безлюдно…

– Кто ж здесь останется, – пробормотал Тарег. – В такой-то компании…

И снова принялся разглядывать ряды статуй вдоль стен. Они прибавились здесь совсем недавно – ашшариты избегали изображений живых существ. И правильно делали, по правде говоря. Для второго зрения все рисунки – даже дурацкие детские, нацарапанные на стене, – виделись живыми и дрыгающимися. А уж статуи…

Зачем карматам они понадобились – непонятно. Да еще в таком количестве. Чтобы аль-Лат не было скучно в новом золотом теле? Впрочем, какая теперь разница…

Тарег еще раз огляделся, высматривая проблеск золота, и поморщился от отвращения.

В сумерках хен натащенные карматами архитектурные излишества вели себя воистину непотребно. Какое-то многорукое тваречудо, изваянное в бронзе, но оттого не менее подвижное, скреблось под мышками, ковырялось в ухе и трепало бесстыдно выпяченное мужское достоинство. Приглядевшись, Тарег брезгливо скривился: так это был еще и слон, но какой-то… человекообразный. Другое такое же уродище – видимо, на пару из Ханатты притащили – пользовало бронзовую же девицу, вдвое себя меньше, но очень гибкую. Девица с придыханием, как собака, раз за разом насаживалась на здоровенный орган слона-сластолюбца, сводя ягодицы и поводя грудями.