Тарик помялся и так же неопределенно покрутил ладонями:

– У Намайо… большой счет к людям. Они бросили его умирать на площади в аль-Хаджаре.

– На которую ночью вышли кутрубы и гулы, – мягко мурлыкнул под боком кот. – Если бы не Джунайд, бедняга отправился бы к новому перерождению…

– Ну так и пусть его, – решился аль-Мамун. – Пусть делает то, что захочет.

И небрежно отмахнулся.

Настороженно смотревший Тарик облегченно выпустил воздух. И улыбнулся:

– Действительно.

А кот подошел под самый бок и заметил:

– Тем более что он заслужил. Хороший удар.

– Не стоит благодарности, господин. Это был наш долг, – звякнул новый голос, и аль-Мамун подпрыгнул на своем спальном ковре.

Аураннка возникла в комнате бесшумно – серый шелк ее походного платья даже не шелестел. Только одуряющий аромат, сладкий, как персик, плыл над полом, когда она медленно шла к халифу. Белое личико казалось кукольным: узкие раскосые глаза, точки выщипанных бровей, ярко-алый маленький рот не шевелились, как нарисованные.

Аль-Мамун непроизвольно отклонился назад.

У самого края ковра сумеречница склонилась в глубоком поклоне.

Когда она подняла лицо, Абдаллах увидел тоненький шрам над правым глазом. Почувствовав его взгляд, аураннка поднесла к отметине узкую ладонь. Аль-Мамун поспешно отвел глаза, сумеречница тоже резко опустила руку и смешалась.

– Прошу вас, госпожа. Приступайте, – кивнул Тарик.

И пояснил снова подавшемуся назад халифу:

– Дама Амоэ здесь, чтобы помочь тебе, Абдаллах.

Аураннка, меж тем, оказалась за спиной. Персиковый шершавый запах окутал халифа почти ощутимой пеленой. Вдыхая аромат ее шелков, аль-Мамун не сразу понял, что ерзает, как от щекотки: по позвоночнику бежали приятные судороги, колени подергивались. А потом осознал, что щекочут тонкие длинные пальцы, остро, как иголки, тычущиеся в какие-то ведомые одной только женщине точки.

С неожиданной силой вцепившись аль-Мамуну в плечи, сумеречница встряхнула его так, что чуть не ссыпались вниз позвонки.

– Исполнено, Тарег-сама, – мурлыкнуло сзади.