– В этот раз дошло до погромов. – Джинн поднял почти не видные среди серой густой шерсти уши.

– Что ты хочешь сказать, во имя Всевышнего? До каких погромов?

– Разгромили пару домов наслаждений, мой господин.

– Причем тут сумеречники?

– Ходили слухи, что кто-то из посредников привез в город айютаек. В доме Джамиля-парса действительно нашли девушек-сумеречниц.

– И что? – прекратил перебирать четки аль-Мамун.

– Убили, – опустил желтые глаза джинн. – Изнасиловали и убили.

– Очень благочестиво, – мертвым голосом отозвался Тарик.

У нерегиля не было четок, и он просто сцепил руки в замок. Костяшки пальцев заметно побелели. Впрочем, и в лице Тарика не было ни кровинки. Аль-Мамун решил не вступать в словопрения.

– А потом дошло дело и до дворца, – вздохнул кот.

– Что случилось с дворцом, о Хафс?

– Жители столицы провозгласили халифом принца Ибрахима ибн аль-Махди.

– Что?!

Некоторое время в комнате лишь слышалось, как перекликаются во дворе джунгары и время от времени всхрапывают и ржут застоявшиеся лошади.

Четки аль-Мамуна лопнули, и рубиновые зернышки разлетелись, словно кто-то разломил спелый гранат. Абдаллах вдрогнул, сплюнул и отшвырнул бесполезную нитку в сторону.

Нерегиль с отсутствующим видом принялся собирать в ладонь упавшие рядом с ним рубиновые бусины.

– Ибрахим ибн аль-Махди, вот как… – пробомотал аль-Мамун. – Ибрахим ибн аль-Махди…

– Вазиры, Левая гвардия, стража-харас – все присягнули ему, – четко проговорил джинн.

– Абу аль-Хайджа предал меня? – тихо спросил Абдаллах.

Кот покачал мохнатой головой: