– А туман? – спросил Ражный.

Вяхирь недоуменно вытаращил глаза:

– Какой туман?

– Там же все время висит какое-то облако. И все колеблется…

– Не знаю… Ни разу не видел. А ты откуда знаешь про туман?

Ражный поймал себя за язык, ибо вспомнил, что видел этот туман, все время находясь в состоянии полета нетопыря, коим не владел полесский вотчинник.

– Да говорят… – уклонился он от ответа.

– Говорят, в Москве кур доят, – проворчал бульбаш. – Сходишь, поглядишь на свое будущее. Может, и избу ставить не придется. Только если уйти с Вещеры вздумаешь, топор и тулуп мне оставь…

5

5

Прорываясь сквозь густой молодой сосняк на сигнал радиомаяка, Савватеев подумал, что в этой операции пока что безукоризненно работает только техника; в общем-то хорошо подготовленные, прошедшие «горячие точки», люди почему-то сдают, не дотягивают до необходимого уровня, без которого невозможно провести эту «кавалерийскую» операцию.

Точно выйдя на сигнал, он оказался в голой, по-осеннему шелестящей от палой листвы дубраве – явно посаженной руками человека, ибо сами по себе эти деревья здесь не росли. Савватеев остановился, прислушиваясь, и сначала ему показалось, будто он оглох: вдруг все стихло, замерло, в том числе и радиомаяк, и от этой ли тишины или от мрачноватого черного леса вдруг стало не по себе. Не страх, а предощущение страха, как в детстве, на миг оцепенило его, и по разогретой от напористой ходьбы спине побежали мурашки.

Скорее всего, это была дубрава, где погиб подчиненный Озорного…

– Эй? – негромко окликнул Савватеев, больше для того, чтобы избавиться от неприятного состояния.

Голос уткнулся и пропал, словно в вате. Радиомаяк работал, на дисплее дрожал мерцающий огонек, однако по его затухающему накалу стало ясно, что Коперник мгновенно отдалился на несколько километров, хотя еще минуту назад был совсем рядом…

– Коперник?! – крикнул Савватеев и непроизвольно передернулся, словно от озноба.

И услышал сдавленный стон, будто бы исходящий откуда-то из-под земли…

Он сделал несколько шагов на этот звук и в темноте чуть не споткнулся о мертвого офицера, ничком лежавшего на земле. И только тогда рассмотрел белеющее пятно лица Коперника, прислонившегося к дубу.

Савватеев включил фонарик, и оказалось, что лицо не такое и белое, а скорее сине-серое, уже заплывшее: от глаз остались щелки, из носа по губам и подбородку текла кровь.

– Как это произошло? – Он перевернул бойца на спину, посветил в лицо.