– Охотники, – попытался успокоить он. – Позавчера открылся сезон на лосей.

И все равно Дарья шла напряженной, и хотя не озиралась, но ее глаза ловчего рода Матеры ни на мгновение не останавливались на одном предмете.

Облетевшая дубрава среди смешанного леса стояла, как остров, над раскидистыми черными кронами кружились вороны…

– Моя вотчина, – сказал Ражный и снял шапку, словно в храм вошел. – Вот этим рощеньем прирастал мой род.

Вотчиной называлось Урочище, а не дом, земля или усадьба…

Дарья, как и положено, встала за его спину, однако он затылком ощутил, как блуждает ее настороженный взгляд…

Ражный шел медленно, прикасаясь к деревьям, и остановился у Поклонного дуба, воздев правую руку. Избранная и названая трижды обошла дерево вокруг, поклонилась сначала на четыре стороны, затем встала на одно колено под руку Ражного лицом к дереву и, положив ладони на землю, зашептала сокровенную клятву – Правую Славу. Это был обряд соединения двух родов араксов, а точнее, присовокупление рода Матеры к роду Ражных. Если аракс брал в жены мирскую деву либо из староверческого рода, то избранница должна была начинать с азов и пройти полный девятимесячный круг своеобразного послушания, прежде чем встать перед Поклонным дубом.

– Недобрая примета, – проговорила Дарья, вставая. – Вороны над рощеньем кружат…

Он услышал в ее голосе знакомые интонации кормилицы Елизаветы, однако сказал походя:

– Они здесь всегда кружат, когда открывается лосиная охота.

Возле засыпанного листвой и снегом, первозданного, не тронутого даже мышинным следом ристалища Ражный поставил ее впереди себя и приобнял за плечи:

– Ровно через год хочу, чтоб мой сын потоптал эту землю.

Дарья подняла к нему лицо, улыбнулась сквозь маску настороженности:

– Не загадывай! Вот рожу тебе деву!..

По обычаю, в три месяца первородного сына приносили в Урочище и проводили босым по ристалищу. А каждому последующему прибавляли еще по три, и говорят, были когда-то такие великие роды, что поскребыш ступал на земляной ковер в возрасте двух лет.

Но и войны тогда случались чаще…

Даже у края ристалища, куда была вложена сила и страсть многих поколений, Ражный не смог избавиться от ощущения, что за ними подсматривают. Покидая вотчинное Урочище, он на минуту поднялся над дубравой и покружил рядом с воронами – не было и намека на свежий человеческий след…

Ворота охотничьей базы и калитка оказались запертыми изнутри, чего раньше не бывало, и для надежности завязаны толстой проволокой. Труба кочегарки торчала мертвым столбом, но над крышей отцовского дома курился дымок – значит, иноки, поселившиеся в вотчине, как только Ражный отбыл в Судную Рощу, находились дома. Егерям, в том числе и Баруздину, было запрещено переступать порог хозяйского дома.