Так не похожа на своего отца. Гостья из другого мира. Может, спустилась сюда с Млечного Пути… Сюда, ко мне.
Приказываю себе не думать так.
Глаза ее светятся любопытством, но это не оловянный отблеск навязчивой домохозяйки, не похотливый глянец мальчишки-лифтера, заглядывающего в декольте роскошной дамы. В ее глазах чистая, открытая жажда знания, жажда нового.
Этой жаждой она, будто вампир, одаривает и меня.
– Парагорьев поражает меня, – говорю я, – с самого детства. Громадные масштабы, движения войск, панорамы сражений…
Мы обсуждаем новый роман «Баталии Пир», исторический эпос, где переплетаются темы взаимоотношений аристократических родов Яра и Шнеебурга, ладийцев и адриумцев, фарлецийцев и флюгов, широчайшая панорама Винклопенских войн и нравов той поры.
– Почему же он так поступил с Ксенией? – спрашивает Олеся. – Она была легкая, чистая, как мотылек. То есть она и была мотыльком… Все первые три части. Ее полеты над отчим краем, прекрасные крылья и усики… А в конце? Дети, семья. Она становится маткой Роя… Земная основательная барыня! А где же тот легкий трепетный мотылек? Безвозвратно погиб. Это несправедливо.
– Быть может, это неизбежно для любой девушки… Для людей вообще. Может, это просто взросление?
Олеся смотрит на меня удивленно:
– Вы правда так думаете? Мне кажется, это мужской взгляд. Взгляд собственника. Мужчины хотят запереть женщин в золотые клетки, прервать их полет. Превратить из мотыльков – в неповоротливых маток.
Олеся задумчиво молчит, добавляет:
– Я не хотела бы такой участи. Я хочу полета.
Меня захлестывает чувство ирреальности происходящего. Не знаю, что возразить.
– Знаете что, – говорит Олеся, и на губах ее вдруг расцветает улыбка. – Принесите мне еще что-нибудь того автора, у которого страшные истории? Этот руббер…
– Поэ?
– Да, он!
– Понравился вам?
– Очень, ведь у него так стра-ашно! – Она смеется, показывая жемчужные зубки, и возле ее глаз пролегают крошечные складочки. – Он мне нравится даже больше, чем этот ваш Парагорьев. Все-таки он невозможный зануда!
– Хорошо, – улыбаюсь я. – Только обещайте, что не будете винить меня в ночных кошмарах.
Глаза ее становятся задумчивы.