Ибис остановился посреди крыши, над телами в белых бурнусах. Козырьком приложил руки в перчатках к гогглам. Потом заковылял ко мне на полусогнутых, бормоча сквозь респиратор. Стал показывать знаками, но солнце слепило, и опять проснулась боль в левом боку: «Твою мать, Ибис, ты можешь говорить внятнее?!» Он повалился на каменное крошево рядом со мной: «Всадник, Пурга, я вижу всадника!»

Я на карачках пополз к митральезе на краю крыши. Черное полотнище трепетало над ней.

Полз и думал, какая ирония будет погибнуть именно тут. Рядом с этим городишкой, ставшим местом действия стольких героических баллад и торжественных гимнов, исполняемых на ладийском, фурунси и джаферском. Он был знаком с самого детства по красочным картинкам в книжках. Библиотека у отца была отличная, дома он появлялся редко – разъезжал по экспедициям. Я и его представлял себе вроде каярратского фараона. В бороде и меховом малахае, на которые так похожи были сшитые из леопардовых шкур колпаки фараонов. Только вместо трона из слоновой кости – сани, запряженные собаками, вместо церемониальных жезла и зеркала – секстант и теодолит.

Теперь предстоит подохнуть в прямой видимости города своих детских грез. Ирония, в корень ее ядрить. В том самом городе, где высаживался десант генералиссимуса Сирена-Ордулака, князя Буконийского, графа Хиризтанского, Легендарного и Непобедимого. Все эти его гренадеры, и мушкетеры, и драгуны с казаками.

В Каяррате были аж три чуда света – Маяк Похититель Солнца, Библиотека Викитолиса и Пирамида Завета. Но контр-адмирал фон Корпс (напудренный парик, треуголка, золотая шпага), осмотрев место высадки со своего флагмана через подзорную трубу, бросил крылатую фразу: «Мне нужен обзор!» Артиллеристы взяли под козырек, обстрел продолжался трое суток. Каярратские чудеса превратились в живописные руины, растиражированные впоследствии на миллионах открыток. Город-призрак грудился по берегам мутной желтой речки, выставив иглы минаретов. Скопище причудливых многоэтажных построек, стилистика всех минувших эпох, глинобитные хибары, выжженные солнцем площади, уставленные пестрыми рыночными палатками и торчащими то тут, то там пучками блеклых пальм и кактусов, именовавшиеся в довоенных буклетах Легендарными Каярратскими Садами, Четвертым Каярратским Чудом. Все это выгорало на солнце сотни лет, пока полковник Файдал Аль-Гассейни не решил плеснуть немного маслица на сковородку, и две супердержавы сделали на него ставку, и оба высочайших монарха решили, что новая подружка даст ему первым. Нас подняли по тревоге, а потом в Каяррат вошли джаферы. Но мы все равно успели первыми. Что не отменяло того факта, что теперь мы, дружок мой Ибис, в полной заднице…»