— Зови, как хочешь, — ответил я и посмотрел по сторонам. В отличие от первого перемещения, когда я попал в какой-то старинный замок, теперь я оказался в лесу, поразительно похожем на тот, с которого всё началось. Те же высокие сосны, кусты, а вон там развилка из двух меднокорых деревьев. Ну, точно тот самый бор, только тогда было лето, пели птички и порхали бабочки, а сейчас зима и вместо насекомых в небе кружит снег.

— Хорошо, Алекс, — произнесла она моё имя на западный манер, — мне так даже удобнее. Всё-таки Отто был моим мужем, вместе с ним я прожила не худшие свои годы и не хотела бы сейчас попусту трепать его имя. Пусть он наслаждается заслуженным покоем, — она осенила себя сатанинским знамением, рисуя в воздухе перевёрнутую звезду. — А ты — молодец, неплохо держишься, я не чувствую в тебе страха. Другие вели себя гораздо хуже.

— Что значит другие? — спросил я, наблюдая за медленным угасанием пентаграммы. Пылающие линии постепенно затухали подобно тому, как гаснут бензиновые дорожки на стекле.

— Как думаешь, сколько мне лет? — спросила вместо ответа Винкельшлиффер.

Я окинул её оценивающим взглядом. На вид тридцать пять, не больше, но раз спрашивает, значит, в чём-то подвох. Зная, насколько женщины щепетильны в вопросах возраста, на всякий случай сбавил до тридцати и огласил вердикт.

— Почти угадал, — усмехнулась Сванхильда. — Добавь ещё семь тысяч и будет самое то.

Я не удержался от удивлённого свиста и едкого комментария:

— А ты неплохо сохранилась, старушка.

Баронесса переменилась в лице — куда исчезла её милая улыбка? — шагнула ко мне, замахнувшись стеком. Я остался стоять на месте, даже не думая защищаться.

Гибкая тросточка с острым стальным наконечником просвистела в миллиметре от моего лица. Сванхильда оскалила белые зубки, приблизила ярко-красные губы к моей щеке и прошептала, горячо дыша в ухо:

— Всё шутишь, мальчик? Ну-ну! Я тоже умею шутить.

Резкая боль пронзила мочку уха. Я вскрикнул, инстинктивно дёрнулся и почувствовал, как по шее побежали тёплые струйки. Они стекали к воротнику рубашки, окрашивали ткань бурым и, просачиваясь глубже, скапливались липкой лужицей в подключичной ямке.

Всё так же улыбаясь, Сванхильда отступила на шаг, сплюнула окровавленный кусочек моей плоти на снег.

— С ума сошла? — заорал я, прижав пальцами рану и чувствуя, как по ним течёт кровь.

— А что тебе не понравилось, милый? — осклабилась баронесса. В уголках красивых глаз и у кончиков губ появились тоненькие морщинки. — Ты пошутил, я пошутила. Мы квиты.

— Ничего себе квиты! Я всего лишь поёрничал, а ты мне пол-уха откусила!