Вслед за этим Клойзнер выложил на стол передо мной пять автоматных обойм.

Один пеналоподобный магазин я сразу же вогнал в казённик «Стэна», отчего автомат приобрёл некоторое сходство с большим треугольником, подобным тому, с помощью которого родные педагоги когда-то чертили мелом на доске разные хитрые фигуры у нас в школе, на геометрии. Остальные обоймы я покидал в противогазную сумку.

– А не маловато ли будет? – спросил я, передёргивая затвор нелепой и угловатой английской железки.

– Ты что, таки на серьёзный бой настроился? – заметно удивился он. – Мы же, в конце концов, не Бастонь оборонять собрались…

Бедные, убогие французские уроды – чувствовалось, что из всех великих битв Второй мировой им в душу, по неизвестной причине, запал только этот сраный райцентр на пересечении обледенелых дорог в Арденнах…

– А вдруг? – задал я резонный вопрос.

Он криво усмехнулся, потом снова вышел вон и принёс мне ещё две обоймы. Дескать, на и отвяжись…

– Патронов мало не бывает, – сказал я ему наставительно и уточнил: – А что, пистолет не дашь?

– Зачем тебе ещё и пистолет? – не понял меня Барух. – Что, одного автомата недостаточно?

Я на это ничего не сказал. В конце концов, мы с ним действительно не в Сталинград собирались. А то можно было и ручных гранат попросить, а потом быстро и элегантно превратить с их помощью эту виллу в руины «Дома Павлова»…

Когда до нашего выхода остался час, Барух набрал по межгороду Клаве, для «предварительного доклада».

Немного поговорив с ней на гнусавой французской мове, он передал трубку мне.

По слабому голосу на том конце провода чувствовалось, что её состояние было по-прежнему далеко от идеала. Клаудия сообщила, что всё так же лежит, строго соблюдая постельный режим. Потом спросила: всё ли у меня в порядке?

Я сказал, что всё нормально и прямо сейчас мы отправляемся «работать работу». После чего я полушутливо попросил у неё «благословения».

– Благословляю, – сказала Клава, почему-то без малейшей тени юмора, и добавила: – Ну что же, тогда до свидания…

– Прощай, – сказал я на это и решительно повесил трубку на рычаг.

Почему-то я уже вполне понял, что к ней, скорее всего, уже ни при каком раскладе не вернусь.

Ну а дальше Барух начал потихоньку командовать своей «дружиной».

Все его братцы-разбойнички вооружились и даже нацепили на правые предплечья белые повязки из бинта. Затем товарищ Клойзнер намотал куски марли на мой и свой правые рукава.

Учитывая, что скоро должно было начать темнеть, эта предосторожность представлялась мне нелишней – мало ли что может случиться по ходу дела?