Через четыре часа Степан смело мог сказать, что дело, на которое они угробили почти целый день, наконец-то завершено. Долина выгорела практически дотла, уйти удалось лишь нескольким дирижаблям. Отличный результат с учетом того, какими мизерными силами была проведена данная операция.

К точке сбора часть отряда под командованием Степана добралась одной из последних. Улуша с Варварой тоже уже были на месте, причем, судя по здоровому румянцу на щеках девушки, ведунье стало значительно лучше.

— Новость знаешь уже?

— Какую? — Степан посмотрел на Варвару, внутренне удивляясь произошедшей с ней метаморфозе. Глаза травницы ожили, от былой угрюмости не осталось и следа.

— Сергий жив. Вовремя опасность учуял, свернул стойбище перед самым приходом демонов.

— Вот новость так новость! Значит, цел таки род Веперя?

— Цел, цел, — Улуша никак не могла нарадоваться за подругу. — У Клекрия они сейчас. Через два дня бабы с детьми дальше на север пойдут, а воины останутся.

— Сергий?

Варвара даже руками всплеснула:

— Знамо дело, с воинами будет. За ребятней найдется кому приглядеть. Ты скажи лучше, когда мы к Клекрию двинем?

— Как только так и сразу. С Огненными Птицами сначала разобраться надо.

Сбросив амуницию, Степан позволил себе наконец-то расслабиться. Уселся подле девушек, облокотился спиной о дерево, принял от Варвары подношение, состоящее из куска свежесрезанной востриной коры. Угощение, откровенно говоря, было так себе: влажная зеленоватая субстанция то и дело вязла на зубах и почему-то вызывала нешуточную жажду. Подсушить бы — тогда совсем другое дело.

Вновь вспомнилась Нюра, вновь вспомнился дом, гора свадебных подарков среди которых, несомненно, доминировала дорогущая цельнометаллическая ванна, подаренная одним из расщедрившихся гостей, — стариканом, имени которого он даже уже и не помнил. Лицо Нюры — и то представало перед ним слегка размытым. Странная штука — человеческая память.

— О чем ты думаешь? — Улуша подсела совсем близко, словно ненароком коснулась ладонью плеча.

— Обо всем и ни о чем конкретно. Скажи мне: каково это видеть то, чего не видят другие?

Она явно затруднялась с ответом. Неожиданно, вместо Улуши ответила Варвара:

— Как птица может рассказать, что она чувствует тому, кто не умеет летать?

Ну, все понятно! Кинули его мордой в грязь, что называется. Тем не менее, обиды не было. Слова Варвары — истинная правда. Степан и сам знал это. Мирской он от мозга до костей, приземленный. Все эти высокие материи — не для него. Ему подавай что-нибудь конкретное, этакое осязаемо-вещественное. Потому и согласно кивнул, и даже поддакнул вслух, с удивлением ловя при этом себя на мысли, что почему-то завидует Улуше, завидует черной завистью. Не травнице с ее зельями-примочками, а именно ведунье, ведунье с большой буквы, которой доступны такие вещи, что и помыслить порой даже страшно.